Геннадий Шпаликов - Стихотворения

Живу в скворешне Кулешова,

Привет тебе, спокойно спи,

И брата, возрастом меньшого,

Дождем ли, снегом окропи.

Октябрь 1973

Выпей со мной, Марьяна,

Из моего стакана.

Пусть тебе снится

Светлая Ницца

И заграница, Марьяна.

Кошки на мягких лапах,

Твой знаменитый папа.

Хоронят писателей мертвых,

Живые идут в коридор.

Служителей бойкие метлы

Сметают иголки и сор.

Мне дух панихид неприятен,

Я в окна спокойно гляжу

И думаю — вот мой приятель,

Вот я в этом зале лежу.

Не сделавший и половины

Того, что мне сделать должно,

Ногами направлен к камину,

Оплакан детьми и женой.

Хоронят писателей мертвых,

Живые идут в коридор.

Живые людей распростертых

Выносят на каменный двор.

Ровесники друга выносят,

Суровость на лицах храня,

А это — выносят, выносят, —

Ребята выносят меня!

Гусиным или не гусиным

Бумагу до смерти марать,

Но только бы не грустили

И не научились хворать.

Но только бы мы не теряли

Живыми людей дорогих,

Обидами в них не стреляли,

Живыми любили бы их.

Ровесники, не умирайте.

1959

1

На скамейке аэродрома, — Я — дома.

Домодедово — тоже дом.

А чужие квартиры — лиры,

И скамейки — они квартиры,

Замечательные притом.

2

Я обожаю пропадать,

В дома чужие попадать,

С полузнакомыми сидеть,

В их лица праздные глядеть.

3

Скамейки бывают печальные,

Зеленые, снежные, спальные.

Скамейки бывают из кожи, —

Из кожи — они подороже.

Скамейки бывают из жести, —

Но тело и душу уместят.

4

В Домодедово — красиво,

Домодедову — спасибо.

1973

Ударил ты меня крылом,

Я не обижусь — поделом,

Я улыбнусь и промолчу,

Я обижаться не хочу.

А ты ушел, надел пальто,

Но только то пальто — не то.

В моем пальто под белый снег

Ушел хороший человек.

В окно смотрю, как он идет,

А под ногами — талый лед.

А он дойдет, не упадет,

А он такой — не пропадет.

Хочешь, нервы трепанем

Одой или тропарем, — Не видать тебе деньги,

Руки в брюки и — беги.

Или совесть продавай

(Только если купят),

Вот мораль — не поддавай

С этой бандой вкупе.

Сентиментальное путешествие,

Или, бедная Лиза,

Или, что вам, читатель,

В голову придет.

О, как все это было долго;

Особо, по контрасту,

Когда одетый во все

Лежишь на второй полке.

Когда ты забыл, кто ты,

А помнишь товарищей,

Улицы, снег (вдруг)

И все.

Когда ты, — Господи? — где ты?

Где я? — В общем, в общем вагоне, — Еду.

1968

Просыпаюсь и хожу

Первый раз за эту зиму,

Самому себе служу–Ежели необходимо.

Отпадает, если вдруг

В службе той необходимость,

Лени сладостный недуг

Озаряет нелюдимость.

Собеседник под рукой

За щекою, под подушкой,

Улыбнется не в укор

И задремлет простодушно.

Не дослушает, зато

Дремлет, не перебивая.

Потому за маетой

И такого не бывает.

1970–е

Не принимай во мне участья

И не обманывай жильем,

Поскольку улица, отчасти,

Одна — спасение мое.

Я разучил ее теченье,

Одолевая, обомлел,

Возможно, лучшего леченья

И не бывает на земле.

Пустые улицы раскручивал

Один или рука в руке,

Но ничего не помню лучшего

Ночного выхода к реке.

Когда в заброшенном проезде

Открылись вместо тупика

Большие зимние созвездья

И незамерзшая река.

Все было празднично и тихо

И в небесах и на воде.

Я днем искал подобный выход,

И не нашел его нигде.

Бывает все на свете хорошо,

В чем дело, сразу не поймешь,

А просто летний дождь прошел,

Нормальный летний дождь.

Мелькнет в толпе знакомое лицо,

Веселые глаза,

А в них бежит Садовое кольцо,

А в них блестит Садовое кольцо,

И летняя гроза.

А я иду, шагаю по Москве,

И я пройти еще смогу

Соленый Тихий океан,

И тундру, и тайгу.

Над лодкой белый парус распущу,

Пока не знаю, с кем,

Но если я по дому загрущу,

Под снегом я фиалку отыщу

И вспомню о Москве.

У лошади была грудная жаба,

Но лошадь, как известно, не овца,

И лошадь на парады приезжала

И маршалу об этом ни словца…

А маршала сразила скарлатина,

Она его сразила наповал,

Но маршал был выносливый мужчина

И лошади об этом не сказал.

1959

(Песня из пьесы)

Лают бешено собаки

В затухающую даль,

Я пришел к вам в черном фраке,

Элегантный, как рояль.

Было холодно и мокро,

Жались тени по углам,

Проливали слезы стекла,

Как герои мелодрам.

Вы сидели на диване,

Походили на портрет.

Молча я сжимал в кармане

Леденящий пистолет.

Расположен книзу дулом

Сквозь карман он мог стрелять,

Я все думал, думал, думал–

Убивать, не убивать?

И от сырости осенней

Дрожи я сдержать не мог,

Вы упали на колени

У моих красивых ног.

Выстрел, дым, сверкнуло пламя,

Ничего уже не жаль.

Я лежал к дверям ногами–

Элегантный, как рояль.

1959

В желтых липах спрятан вечер,

Сумерки спокойно сини,

Город тих и обесцвечен,

Город стынет.

Тротуары, тротуары

Шелестят сухой листвою,

Город старый, очень старый

Под Москвою.

Деревянный, краснокрыший,

С бесконечностью заборов,

Колокольным звоном слышен

Всех соборов.

Полутени потемнели,

Тени смазались краями,

Переулки загорели

Фонарями.

Здесь остриженный, безусый,

В тарантасе плакал глухо

Очень милый, очень грустный

Пьер Безухов.

1956

Ах улицы, единственный приют,

Не для бездомных–Для живущих в городе.

Мне улицы покоя не дают,

Они мои товарищи и вороги.

Мне кажется — не я по ним иду,

А подчиняюсь, двигаю ногами,

А улицы ведут меня, ведут,

По заданной единожды программе.

Программе переулков дорогих,

Намерений веселых и благих.

Декабрь 1963

Работа нетяжелая,

И мне присуждено

Пить местное, дешевое

Грузинское вино.

Я пью его без устали,

Стакан на свет гляжу,

С матросами безусыми