Андрей Белянин - Пастух медведей

Что за ночь была!
Звезды тусклые,
Как пророчества
Заратустровы.
А в глазах ее
Полумесяцем —
Пламя светится!
Искры бесятся!
Сожжены мосты,
Угли красные…
Все слова пусты.
Все — напрасные!
А к бровям ее
Обособленно —
Мягкий бархат льнет
Черным соболем!
И снега стеной
Старой крепости…
Я верчу судьбой
До нелепости.
А в кудрях ее
Златокованых —
Лунный луч поет
Заколдованно!
И в стихах теперь
Сны не вещие…
Меж примет-потерь
Все зловещие…
В суматохе лет
Чувства — тщение…
Но оставь хоть след,
Сновидение!

Издеваясь над теченьем дней,
Поезд несся из границ зимы,
Увозя совсем чужих людей,
Даже внешне не таких, как мы.
И качало их тайком купе
В шалой неге молодой весны,
Веселился тощий стол Распэ,
И мгновенья превращались в сны.
А когда разбил окно рассвет
И ушла последняя звезда,
Эта девушка сказала «нет»,
Что, конечно, означало «да».
У бессонниц лишь одна беда —
Что ни ночь, то просто тихий бред.
И мужчина подтвердил «ну, да…»
Что, конечно, означало «нет».
Напрягались души и умы,
И, наверно б, страшным был конец…
Но спокойно развенчали мы
Всю романтику смешных сердец.
Эти двое развели мосты…
Все так ясно стало впереди.
Что за легкость — вплоть до пустоты,
Где-то в левой стороне груди…

Эти вишни впитали тепло ваших пальцев…
Ваши губы хранят аромат этих вишен,
И манят облака откровеньем скитальцев,
И луна обреченно ложится на крыши.
Мы не можем бродить этим городом вечно.
Наплевав на условности общей морали,
Мы должны расставаться легко и беспечно
Между трещин на легкой небесной эмали.
Улыбаться знакомым, заставшим нас вместе,
Но молиться в душе, чтоб они позабыли
То, что видели… И выцарапывать крестик
Каблучком башмачка на полуденной пыли.
Напряженно молчать — это необходимо.
Потому что слова все равно бесполезны
И поток временной давит неотвратимо,
Нас небрежно качая на краешке бездны.
Если верить всему — нам не стоило сбыться…
Раз уж атомы делят и сыпятся щепки,
То безумно легко было б нам разделиться,
Ощущая всю власть общепринятой лепки,
Ковки, кройки, строительства духа и тела
Для укладки в формат всем удобных канонов.
Гордый дух перемен налетит оголтело
И заставит идти без проблем и уклонов.
Дистилляция снов будет чаще и строже.
Нас избавят от слез, и стихов, и дебатов.
…Кровь раздавленных вишен упрямо похожа
На попытки души протолкнуться сквозь вату…

Фея леса — рыжая лиса,
Жадная и страстная колдунья…
Копятся чужие голоса,
Подтвердив грядущее безумье.
Обнажив обожествленный стих
В бесконечной смене декораций —
Если я чего-то и достиг,
То не для того, чтобы казаться
Чуть умней — пришедших до меня,
Чуть глупей — идущих вслед за мною.
Отблески небесного огня
Нас сравняют с веком и судьбою.
Фея леса — рыжая лиса…
В долгий час полуденного пьянства
Прошлый мир наложит на глаза,
Вечную печать непостоянства,
Откровеньем вскопанных могил,
Павших звезд в системе мирозданья,
Где страдал, мечтал и волком выл
О любви без веры и названья,
О земле, которой не пройду.
О душе, которой не встревожу —
Пусть хоть искрой в душащем бреду,
Но твоею искрой, святый боже…
Фея леса — рыжая лиса,
Пламень, разрывающий на части!
Предоставит Вечность полчаса,
Полпути в полупознанье счастья.
Обреченный этому костру
Отдавать последнее с ладони,
Я уже навечно — не умру,
Возродившись в царственной короне.
Положу свой меч на аналой
В поисках возвышенного крова
И приму монаршеской рукой
Дикий мир утерянного Слова…

Расстаемся… Ты это всерьез?
Я не помню банальнее фразы.
Мне всегда представляется сразу
Океан из упреков и слез…
Убеждаю себя — не спеши.
Поиграв отражением лунным,
Пробегусь по ладам семиструнным
Одинокой, бродяжьей души.
Миги горьких и радостных встреч
Подбирая на пыльной дороге,
Я прикинусь немым и убогим,
Отложив восхищенную речь.
И отпраздную день расставанья,
Опьяненно вглядевшись в закат,
Если это усилит стократ
Сердца стук и длину расстоянья.
Боль строки, никогда, в никуда
Вознесет первобытная песня.
Как зеленый осколок из перстня,
С поднебесья сорвется звезда.
И зарю возвестят соловьи,
Далеко, не на этой планете.
Жизнь увидев в возвышенном свете,
Я порву все стихи о любви…

Матушка-императрица,
восемнадцать лет…
Раз увидев — вечно Ваш до вздоха!
Укороченная шпага, длинный пистолет,
Рев ветров, крылатая эпоха.
Что поделать, раз не время,
если не судьба
Встретиться, покаяться, проститься?
Вырвет из любых объятий грозная труба —
Не грусти, притихшая столица.
Это вечный крест —
менять любовь на миражи…
Что мы можем отсудить у века?
Горизонт всегда отодвигает рубежи
И смеется как немой калека.
Мертвый город глух к мольбам,
и нечего менять
Свой целковый на пригоршню меди…
Даже не смотрите вслед,
опять начнут пенять
Наши заграничные соседи.
Нам смешно, а их, как прежде,
душит тот же страх,
Ужас перед северным медведем…
Матушка-императрица, где в санях,
где в снах,
Все равно когда-нибудь доедем!
Над Невой зима опустит белое крыло,
Сжалившись, врачуя и колдуя.
Я умру столетьем позже,
чуть вдохнув тепло
Вашего шального поцелуя…

Почти случайные знакомые…
Вдруг встретились, но что в том нового?
Лишь линии руки, так схожие
С прожилками листа кленового.
Вершились звездами знамения,
Грозя грядущим лихолетьем…
Какие были изменения,
Что мы их даже не заметили?
Но ветер, плачущий молитвенно,
Гасил все свечи под иконами,
И ночь, раскрывшаяся ливнями,
Смутила Вечность перезвонами.
Связала землю на мгновение
С престолом Господа, к которому
За сладкий час грехопадения
Я предступлю, склоняя голову.
Где золото закатной лавою
Сентябрьского солнцестояния
Зальет фальшивые, бесславные,
Пустые строки — покаяния…
В полях, сминая травы росные,
Прочту следы под крики сокола.
Там все тропинки судьбоносные,
Там все пути вокруг да около.
Забуду дни, что мне обещаны,
Швыряясь жизнью в небо с просинью,
За поцелуй прекрасной женщины,
С которой мы дышали Осенью…

Ничего мне уже не жаль,
И не надо мне никого.
Ночь накинет на плечи шаль,
Пододвинет лист делово.
Так бывает, простой сюжет.
Да и важно ли вспоминать,
Сколько минуло зим и лет,
Ни приклеить, ни оторвать.
Разве имя напомнит мне
Горький запах больших свечей,
Отблеск пламени на луне
И янтарь на ее плече.
Тонких пальцев томящий хруст
И бессвязно-немую речь,
Детских губ ее сонный вкус
На обрывках коротких встреч…
А потом, как последний вор,
Красть мгновенья живой весны,
И разбитый клеить фарфор,
И отчаянно верить в сны.
Не хочу. Я устал от строк,
Но в ушах отдаленный звон…
На пожизненный этот срок
Знать бы, кем я приговорен?
Ничего, притворюсь глухим,
А когда засвербит в крови,
Буду гордо писать стихи
В одуванчиковой любви.
Нарисую большой пейзаж —
Чтобы небо и облака,
Чтобы, Господи светлый наш,
Пожалел меня… А пока…
Ничего мне уже не жаль.
И не надо меня жалеть.
Раскололась моя эмаль,
А была ведь
и жизнь,
и смерть…