Карел Гавличек-Боровский - Крещение Святого Владимира

Лишь цари и самодержцы, вся их банда злая, без износу служит, словно обувь юфтяная".

Так шептал Перун, по грязи волочась без дрожи... Это - слух: за что купил я, продаю за то же.

Чтобы выдумать такое я не столь отважен: ведь за это в Шпильберг, знаю, был бы я посажен,

В Шпильберге или в Куфштейне камеры с уютом. "Короля храни нам, боже", соловьи поют там.

Чти, мой милый, без изъятья всех, на ком короны! Сердце кесаря смягчают низкие поклоны.

И болван, что бьет поклоны, выдвинуться может. Ну, а тот, кто не умеет, вечно корку гложет.

Песнь пятая Безбожие на Руси

Так из мелочи возникло кляузное дело: на Руси не стало бога, церковь овдовела.

Нынче справились бы скоро: слов не тратя лишних, каждый попик вам из теста напечет всевышних.

А тогда таким секретом Русь не обладала и, Перуна в воду кинув, жить без бога стала.

Стали чудиться мирянам всяческие беды, ибо с казусом подобным не встречались деды!

Но извечной сути мира этим не изменишь: хоть сто раз нахаркай в море ты его не вспенишь.

Без Перуна все такой же Русь была с изнанки, жизнь крутилась, как и прежде, на манер шарманки:

шили саваны старухи, шли рожать молодки; Трезвый люд тянулся к делу, а пьянчуга - к водке;

после груш и яблок зрели сливы, как бывало; после ливня, как и прежде, вёдро наступало.

Солнце днем, а месяц ночью спорили со тьмою; летом князь, как всякий смертный, изнывал от зноя;

рожь росла, когда посеют, ну, а травы - сами; языком паны трудились, мужики - руками;

кто оброк платил, тот не был у господ в опале; голод - яствами, а жажду влагой утоляли;

были твердыми каменья, мокрыми - озера; спесь богачек осуждали бабы у забора;

на мещан косился барин, как всегда, брезгливо, шинкари водой, как прежде, разбавляли пиво;

молодой бежал вприпрыжку, старый плелся вяло; радость каждую, как прежде, горе разбавляло;

бедняка богач-пиявка обирал до нитки, мудрецов встречалось мало, а глупцов - в избытке;

кто был плутом при Перуне, плутовал и ныне, и, как прежде, шкуру драли с честного разини,

ведь извечной сути мира сразу не изменишь! Хоть сто раз нахаркай в море,ты его не вспенишь...

Без Перуна все такой же Русь была с изнанки, жизнь крутилась, как и прежде. на манер шарманки...

Но дела затормозились у попов и служек, реже слышался во храмах звон церковных кружек.

А зажиточный крестьянин, дальновидный сроду, был доволен тем, что бога погрузили в воду;

мол, вечерни и обедни, хор и камилавки нам оплачивать не стоит, если бог в отставке!

Без привычной десятины церкви обнищали, помирали капелланы, а попы тощали.

Тут пошло за чудом чудо: плакали иконы, от пречистой девы где-то родились драконы;

бабам в небе и повсюду виделись знаменья хлам сбывали, ожидая светопреставленья;

бабам виделись знаменья в небе и повсюду гул всемирного потопа был-де слышен люду.

В день венчанья приключились роды у молодки. Быть потопу! Люди, люди, покупайте лодки!

Песнь шестая Аудиенция

Пригласил к себе Владимир цвет двора в хоромы так издревле начинались важные приемы.

Члены тайного совета, знать и кавалеры стали "Richt euch"!* - словно груши по бокам шпалеры.

Перед ними, на коленях плюй, кто хочет, в темя!секретарское пристойно разместилось племя.

На шнурке - чернила в склянке, перышко - в деснице и для сбора челобитных куль на пояснице...

Сзади всех - жандармы князя: разместились кучей, приготовив связку розог, так, на всякий случай.

По паркету перед троном, в раболепном духе, ходоки от духовенства ползали на брюхе.

В этот день прием на редкость выпал громозвучный ведь со всей Руси великой клир собрался тучный.

Все попы и протопопы, и дьячки и служки, звонари с пономарями, сторожа при кружке;

а за ними с прочим сбродом -регенты, хористы, все могильщики, просвирни и семинаристы.

Лишь забили барабаны, зазвучали туши, возвещая, что отверсты у монарха уши,

как в слезах запричитали, покраснев с натуги, словно старые цыганки, все господни слуги.

Все попы и протопопы, и дьячки и служки, звонари с пономарями, сторожа при кружке;

а за ними - с прочим сбродом регенты, хористы, все могильщики, просвирни и семинаристы.

"Что случилось? - князь спросив их, молвите сейчас же!" А они единогласно: "Погибаем, княже!"

Причет весь к подножью трона подступил вплотную, и оратор семинарский речь повел такую:

"Славься, славься, князь Владимир! Свято княжье слово! Бога нашего казнивший, нам назначь другого!

Кто он будет - нам неважно, лишь бы звался богом, чтоб крестьян в повиновенье мы держали строгом.

Мы-то знаем: их смиренье только пар непрочный, чтоб молитвы слать за князя, нужен адрес точный.

Кто-то гром хранить для смердов должен в небе синем! Бог им нужен, и немедля, а иначе - сгинем!"

И немедля уступая этим аргументам, сердце князя отозвалось чутким инструментом.

Как и все монархи мира, чувствовал он тонко; он не стал бы даже, кроткий, обижать цыпленка:

"Клир мой верный! Говорю вам с лаской - до свиданья! Ваша жалоба бесспорно требует вниманья!"

Песнь седьмая Совет министров

В тайном зале круг вопросов ограничен строго: бились вечером министры над проблемой бога.

Все участники совета были в том согласны, что без бога над народом господа не властны.

Но в подробностях вельможи разошлись, однако, и взирали на явленья, как везде, двояко.

Модернисты на проценты обращают взгляды, а места с подножным кормом ценят ретрограды.

Минвнудел к своим коллегам обратился: "Братья! Конкурс должен быть, конечно, возвещен печатью.

А когда пройдут проверку кандидаты в боги, может князь, в анкеты глядя, сделать выбор строгий".

Иностранных дел министр убеждал прилежно в том, что клич недурно б кликнуть в прессе зарубежной:

"Кумовства не разведется, сгинет панибратство, будет к богу с уваженьем относиться паства.

Только выскочек не надо, щелкоперов этих! Нужен бог - солидный практик, а не теоретик.

И не будемте на ставках мелочь экономить, коль придется заграницу с нами познакомить".

Тут вступил министр финансов, скопидом и скаред: "По карману этот конкурс больно, мол, ударит;

надо пост тому вакантный сбагрить кандидату, что скромнейшую за службу взять решится плату;

только с тем, чтоб двор монетный в храмах, как когда-то, собирать имел бы право серебро и злато.

Да чтоб фонды шли на бирже курсом номинала!" Все же прочее министра беспокоит мало.

А министр хозяйства молвил: "Загребемте жар мы монастырские строенья превратим в казармы!

Так, случившуюся с богом редкую заминку обратить мы в прибыль князю сможем под сурдинку..."

Слово взял министр права: "В интересах чести, я в газетах возвестил бы, на виднейшем месте,

что за ложную присягу перед богом новым будет он раскатом тут же поражать громовым.