Илья Сельвинский - Давайте помечтаем о бессмертье

Чувствуешь себя таким хорошим…

Но и быт своей огромной глыбой

Входит в мир святошей и предтеч:

Осень пахнет баней, пахнет рыбой,

Золотым загаром женских плеч.

Деревья зимой в обновах,

Чтоб мир лесной не продрог:

Березы в шубках песцовых

Гуляют у всех дорог.

Осинки в пушных горностаях

Туда же за ними скорей

Под щебет зимующих стаек

Синиц, щеглов, снегирей.

О милые наши пичуги!

Покуда мы ждем соловья,

Вы с нами встречаете вьюги,

Хоть вам не хватает червя.

Есть лирика в ваших вздохах:

Щебечете вы,

дабы

В беломедвежьих дохах

Мечтали о лете дубы.

Снег облагораживает мир.

Пышносеребристые сараи -

Это ведь хоромы братьев Гримм.

Частокол во льду, как самураи.

Ни весной, ни летом, даже в осень

Частокол не тронет наших душ -

Просто-напросто их сорок восемь,

Стареньких штакетинок у груш.

И сараи тоже… Так же ветхи,

Съедены червями их венцы,

Нет на крышах сахару, а с ветки

Больше не свисают леденцы.

А натуралисты свищут сплошь

Всем поэтам, чей волшебный гений

Возвышает простоту явлений,

Словно в этом возвышеньи — ложь,

Словно только серое пятно

Может быть художественной правдой.

Ах, снежок, не слушай! Падай, падай,

Разрисуй природы полотно.

В Оленьем пруду нельзя утопиться,

Зато сквозь пенистый лепет

Здесь гордо плавал черный лебедь -

Австралийская птица.

Он был так хорош по краскам:

Сам дымчатый, а клюв — ал.

В таком сочетании черного с красным

Стиль Рембрандт создавал.

Лебедя звали Борькой,

Он был совсем ручной.

Дети к нему подходили с коркой,

Пенсионеры — с травкой речной.

Но вдруг врываются три лихача,

Хватают птицу на ощупь,

И бедный лебедь, крылами треща,

Попадает, как кур в ощип.

И пир начинается — жжуть!

Послав благородство к черту,

Три палача лебедятину жруть,

Словно Иван Четвертый.

Зачем вы сделали это?

Сказку развеяли в прах?

Ведь этот лебедь на мелких прудах

Из каждого делал поэта.

Девица, одетая в бантики,

Ответила, с тона сойдя:

— Нам так захотелось романтики,

Товарищ народный судья.

П о э т

Что ж! Пользуйтесь ответом долгожданным

И не тяните нервы из меня:

Я не был, не был донжуаном,

Но я люблю Любовь и ей не изменял.

Л и т е р а т у р о в е д

Так вы — однолюб? Распутан клубок!

Отлично! Я лирику вашу помилую.

Но раз вы назвали имя «Любовь»,

Назовите же отчество и фамилию.

Чемпион России по рангу

(Слева и справа охрана!),

Он легко подымает штангу

(С помощью подъемного крана).

Его не тронь: сочтут за святотатство.

Хоть лавров нет, но есть лауреатство.

Эн-Эн от бешенства скачет козлом!

(О, как величав он в этаком виде…)

Он за добро отплатил мне злом -

И вот с тех пор меня ненавидит.

Не любит он шири без берегов,

Вселенную сводит к селению.

Сей стихотворец — любимец богов,

Но я атеист, к сожалению.

Люблю твои лихие книжки:

В них краски, юмор и уют.

Вот только ноги устают:

Ведь пляшешь в них без передышки.

К чему тут анализы тонкие?

Спорить о нем излишне:

Рифмы такие звонкие,

Что сердца сквозь них не слышно.

Событий он не касался,

Он важно шел в никуда.

Всегда он кем-то казался

И не был никем никогда.

Как много в юном поколении

Демагогической игры!

Рождаются такие гении

Путем метания икры.

Он в искусстве ни «бэ», ни «мэ»,

Но слывет среди славных имен.

Все считают, что он умен,

Он же просто «себе на уме».

Знать не знает ничего -

Только бы держать перо,

А уж рифмы за него

Подберет рекламбюро.

Коль описывать такого,

Карандаш бери веселый:

Он с повадкой Хлестакова

Лезет в роль Савонаролы.

Комарик обгорел слегка,

Уж не звенит в полете юрком:

Хотел ужалить светляка,

Но оказался тот… окурком.

Хоть внешне прочен, кК гранит,

Он сам себя тоскою губит;

Он славит тех, кого не любит,

Кого же любит, тех громит.

Зачем же, оглядев мой стоэтажный том,

Он высоту прикинул аж до крыши?

Доблесть

карлика

в том,

Чтобы плюнуть как можно выше!

Бывали РАППы — был он в РАППах,

Потом постреливал по ним.

Он неопределим, как запах,

И, как налим, неуловим.

Поэт, а на фото сплошной генерал:

Медаль за Канны, медаль за Ваграм.

Все города, вероятно, брал

Этот галопщик по всем фронтам!

Фигаро здесь, Фигаро там…

Все быстрее, все скорее

Льется, льется речь его:

Тут и ямбы и хореи,

А сказать-то нечего.

Он пишет прозу и стихи,

Он пишет пьесы и статьи.

Критиковать его боюсь:

Он важен, как домашний гусь,

Что плавает, летает

И по земле ступает.

Ни щука, сокол, ни олень

Того не могут по сей день.

Сказали дураку, что он философ,

С тех пор повсюду — паки-паки -

Взамен проблем или вопросов

Сует он вопросительные знаки.

«Ошибки, ошибки…» Как на трубе,

Гремишь обо мне ты и плачешь при этом.

Одну бы такую «ошибку» тебе,

Глядишь — и ты, миленький, стал бы поэтом.