Джордж Байрон - Дон Жуан

Однажды дочь Британии туманной
Просила итальянку рассказать
Обязанности касты очень странной
«Cavalier servente»? Как понять,
Что многим дамам кажется желанной
Судьба таким «слугою» обладать?
«Ищите, — та ответила в смущенье,
Ответ у своего воображенья!»

Вообразить сумеете и вы,
Что, будучи любимцами царицы,
Любимцами фортуны и молвы
Становятся означенные лица.
Но очень шаток этот пост, увы!
И стоит только снова появиться
Отменной паре крепких, сильных плеч,
Как этот пост уже не уберечь.

Мой Дон-Жуан был мальчик интересней
И сохранивший юношеский вид
В том возрасте, в котором, как известно,
Обильная растительность вредит
Красивости. Не зря Парис прелестный
Позором Менелая знаменит:
Не зря бракоразводные законы
Начало повели из Илиона!

Екатерина жаловала всех,
За исключеньем собственного мужа.
Она предпочитала для утех
Народ плечистый и довольно дюжий;
Но и Ланской имел у ней успех,
И милостями взыскан был не хуже,
И был оплакан — прочим не в пример,
Хотя сложеньем был не гренадер!

О ты, «teterima causa» [50] «Худшая причина» (лат.). всяких «belli», [51] «Воин» (лат.).
Судеб неизъяснимые врата!
Тобою открывается доселе
Небытия заветная черта!
О сущности «паденья» в самом деле
Мы до сих пор не знаем ни черта;
Но все паденья наши и паренья
Подчинены тебе со дня творенья.

Тебя считали худшей из причин
Раздоров и войны, но я упорно
Считаю лучшей, — путь у нас один
К тебе, стихия силы животворной;
Пускай тебе в угоду паладин
Опустошает землю — ты проворно
Ее целишь и населяешь вновь,
Богиня плоти, вечная Любовь!

Царица этой силой обладала
В избытке; и с умом и с мастерством
Она ее отлично применяла
В прославленном правлении своем.
Когда она Жуана увидала
Коленопреклоненного с письмом,
Она забыла даже на мгновенье,
Что это не письмо, а донесенье.

Но царственность ее превозмогла
Четыре пятых женского начала:
Она депешу все-таки взяла
И с милостивым видом прочитала.
Толста на первый взгляд она была,
Но благородной грацией сияла.
Вся свита настороженно ждала,
Пока ее улыбка расцвела.

Во-первых, ей весьма приятно было
Узнать, что враг разбит и город взят.
Хотя она на это уложила
Не тысячу, а тысячи солдат,
Но те, кому даются власть и сила,
О жертвах сокрушаться не хотят,
И кровь не насыщает их гордыню,
Как влага — Аравийскую пустыню.

Затем ее немного рассмешил
Чудак Суворов выходкой своею;
Развязно он в куплетец уложил
И славу, и убитых, и трофеи:
Но женским счастьем сердце озарил
Ей лейтенант, склоненный перед нею.
Ах! Для него забыть она б могла
Кровавой славы грозные дела!

Когда улыбкой первой озарились
Царицы благосклонные черты,
Придворные мгновенно оживились,
Как вспрыснутые дождиком цветы,
Когда же на Жуана обратились
Ее глаза с небесной высоты,
То все застыли в сладком ожидании,
Стараясь упредить ее желания.

Конечно, ожирения следы
Лицо ее приятное носило;
На зрелые и сочные плоды
Она в своем расцвете походила
Любовникам за нежные труды
Она не только золотом платила;
Амура векселя могла она
По всем статьям оплачивать сполна.

Награда за услугу и геройство
Приятна, но царица, говорят,
Имела столь пленительные свойства,
Что привлекать могла б и без наград!
Но царских спален таково устройство,
Что завсегдатая их всегда богат,
Она мужчин любила и ценила,
Хоть тысячи их в битвах уложила.

Вы говорите, что мужчина странен?
А женщина еще того странней:
Как легкий ум ее непостоянен!
Как много разных прихотей у ней!
Сегодня — взор слезою затуманен,
А завтра — зимней вьюги холодней
Чему тут верить? Чем вооружиться?
А главное — на что тут положиться?

Екатерина — ох! Царица — ах!
Великим междометья подобают:
В любви и в государственных делах
Они смятенье духа выражают,
Хоть было лестно ей узнать, что в прах
Повержен враг, что Измаил пылает,
Всему могла царица предпочесть
Того, кто ей доставил эту весть.

Шекспировский Меркурий опустился
«На грудь горы, лобзавшей облака»,
И мой герой Меркурием явился.
«Гора» была, конечно, высока,
Но лейтенант отважный не смутился;
Любая круча в юности легка,
Не разберешься в вихре нежной бури,
Где небо, где гора, а где Меркурий.

Вверх глянул он, вниз глянула она.
В нем каждое ей нравилось движенье.
Ведь сила Купидонова вина
Великое рождает опьяненье.
Глотками пей иль сразу все до дна
От этакого зелья нет спасенья:
Магическая сила милых глаз
Все, кроме слез, испепеляет в нас.

А он? Не знаю, полюбил ля он,
Но ощутил тревожную истому
И был, что называется, польщен.
Ведь многим страсть подобная знакома,
Когда талант бывает поощрен
Восторгами влиятельного дома
В лице красивой дамы средних лет,
Чье мненье уважает высший свет.

Притом и возраст был его такой,
В котором возраст женщин безразличен.
Как Даниил во львином рву, герой
В страстях и силе был неограничен
И утолять природный пламень свой
При всяких обстоятельствах привычен.
Так утоляет солнце страстный зной
В больших морях и в лужице любой.

Екатерина, следует сказать,
Хоть нравом и была непостоянна,
Любовников умела поднимать
Почти до императорского сана
Избранник августейший, так сказать,
Был только по обряду невенчанный
И, наслаждаясь жизнью без забот,
О жале забывал, вкушая мед.

Сюда прибавь изящные манеры,
Глаза, в которых разум отражен
Они, прошу прощенья, были серы,
Но этот цвет хорош, коль взор умен.
Тому великолепные примеры
Мария Стюарт и Наполеон,
Да и глаза Паллады непокорные
Никак не голубые и не черные.

Ее улыбка, плавность полноты
И царственная прихоть предпочтенья
Столь мужественным формам красоты
Каким не отказала б в иждивенье
И Мессалина, все ее черты,
Ее живое, сочное цветенье
Все это вместе, что и говорить,
Могло мальчишке голову вскружить.