Муса Джалиль - Моабитская тетрадь

Вернулся б джигит, да дорога кружит,
Дорога б открылась, да горы встают.
Не горы — преграда, а орды врага,
Несметные орды пройти не дают.

На камень встает он и точит свой меч,
Пасется оседланный конь на лугу,
И ржет, и как будто зовет седока
Отмстить, отплатить, не остаться в долгу.

«Джигит, торопись, скоро солнце зайдет,
Туманом покроется луг голубой,
Тогда заблудиться недолго в лесу,
Тогда и пути не найти нам с тобой».

«Не бойся, мой конь, неизвестен мне страх.
Ночь — верный помощник — бежит по кустам,
И враг не узнает, что гонимся мы
В глубоких потемках за ним по пятам.

Скакун мой, недаром в туманной дали
Тоскливая песня любимой слышна:
К родному порогу победным путем
На ранней заре приведет нас она».

Приговор сегодня объявили:
К смертной казни он приговорен.
Только слезы, что в груди кипели,
Все иссякли… И не плачет он.
Тихо в камере… С ночного неба
Полная луна глядит, грустя.
А бедняга думает, что будет
Сиротой расти его дитя.

Дочурка мне привиделась во сне.
Пришла, пригладила мне чуб ручонкой,
«Ой, долго ты ходил!» — сказала мне,
И прямо в душу глянул взор ребенка.

От радости кружилась голова,
Я крошку обнимал, и сердце пело.
И думал я: так вот ты какова,
Любовь, тоска, достигшая предела!

Потом мы с ней цветочные моря
Переплывали, по лугам блуждая;
Светло и вольно разлилась заря,
И сладость жизни вновь познал тогда я.

Проснулся я. Как прежде, я в тюрьме,
И камера угрюмая всё та же,
И те же кандалы, и в полутьме
Всё то же горе ждет, стоит на страже.

Зачем я жизнью сны свои зову?
Зачем так мир уродует темница,
Что боль и горе мучат наяву,
А радость только снится?

Жизнь моя перед тобою наземь
Упадет надломленным цветком.
Ты пройдешь, застигнута ненастьем,
Торопясь в уютный, теплый дом.

Ты забудешь, как под небом жарким
Тот цветок, что смяла на ходу, —
Так легко, так радостно, так ярко,
Так душисто цвел в твоем саду.

Ты забудешь, как на зорьке ранней
Он в окно твое глядел тайком,
Посылал тебе благоуханье
И кивал тебе под ветерком.

Ты забудешь, как в чудесный праздник,
В светлый день рожденья твоего,
На столе букет цветов прекрасных
Радужно возглавил торжество.

В день осенний с кем-то на свиданье
Ты пойдешь, тревожна и легка,
Не узнав, как велико страданье
Хрустнувшего под ногой цветка.

В теплом доме спрячешься от стужи
И окно закроешь на крючок.
А цветок лежит в холодной луже,
Навсегда забыт и одинок…

Чье-то сердце сгинет в день осенний,
Отпылав, исчезнет без следа.
А любовь, признанья, уверенья… —
Всё как есть забудешь навсегда.

Он ходит, сторожа мою тюрьму.
Две буквы «Э» блестят на рукавах.
Мне в сердце словно забивает гвоздь
Его тяжелый равномерный шаг.

Под этим взглядом стихло все вокруг —
Зрачки не упускают ничего.
Земля как будто охает под ним,
И солнце отвернулось от него.

Он вечно тут, пугающий урод,
Подручный смерти, варварства наймит,
Охранник рабства ходит у ворот,
Решетки и засовы сторожит.

Предсмертный вздох людской — его еда,
Захочет пить — он кровь и слезы пьет,
Сердца несчастных узников клюет, —
Стервятник только этим и живет.

Когда бы знала, сколько человек
Погибло в грязных лапах палача,
Земля не подняла б его вовек,
Лишило б солнце своего луча.

Нас вывели — и казнь настанет скоро.
На пустыре нас выстроил конвой…
И чтоб не быть свидетелем позора,
Внезапно солнце скрылось за горой.

Не от росы влажна трава густая,
То, верно, слезы скорбные земли.
Расправы лютой видеть не желая,
Леса в туман клубящийся ушли.

Как холодно! Но ощутили ноги
Дыхание земли, что снизу шло;
Земля, как мать, за жизнь мою в тревоге
Дарила мне знакомое тепло.

Земля, не бойся: сердцем я спокоен,
Твое тепло я чувствую, храню.
Родное имя повторив, как воин
Я здесь умру за родину свою.

Вокруг стоят прислужники Черчета.
И кровь щекочет обонянье им!
Они не верят, что их песня спета,
Что не они, а мы их обвиним!

Пусть палачи с кровавыми глазами
Сейчас свои заносят топоры,
Мы знаем: правда всё равно за нами,
Враги лютуют только до поры.

Придет, придет день торжества свободы,
Меч правосудья покарает их.
Суровым будет приговор народа,
В него войдет и мой последний стих.

С поля милая пришла,
Спелых ягод принесла,
Я ж сказать ей не решаюсь,
Как любовь моя светла.

Угощает цветик мой
Костяникой в летний зной.
Но любимой губы слаще
Костяники полевой.

Ты зачем к реке меня отправила,
Раз самой прийти желанья нет?
Ты зачем «люблю» сказать заставила,
Коль не говоришь «и я» в ответ?

Ты зачем вздыхала, как влюбленная,
Если и не думаешь гулять?
Рыбой кормишь ты зачем соленою,
Если мне воды не хочешь дать?

Что так шумна, бурна,
Стремительна река,
Хоть здесь ее волна
В раскате широка?

О чем ревут валы
В кипенье седины?
То ль яростью полны,
То ль чем устрашены?

Утихнет вдруг, зальет
Окрестные луга
И ласково поет,
Плеща о берега.

То вновь среди теснин
Гремит о валуны,
Спеша в простор долин,
Бросает падуны.

Иль чьею волей злой
Встревожена вода,
Изменчива порой,
Стремительна всегда?

Не удержался я
И у реки спросил:
«Что ты шумишь, кипишь,
Поток смятенных сил?»

Ответила река:
«Свободою одной
Я грезила века
В темницах под землей.

В глубоких тайниках
Ждала я сотни лет
И вырвалась в горах
На волю, в мир, на свет.

Накопленную страсть,
И ненависть мою,
И счастье каждый час
Всей мощью волн пою.

Теперь свободна я,
Привольно дышит грудь, —
Прекрасна жизнь моя,
Надежен дальний путь.