Георгий Леонидзе - Сталин. Детство и отрочество

И мать, причитая, вопила,
Что сгинул единственный сын;
И ветер гудел, налетая,
И путал ей пряди седин.

Чтоб слез не заметили люди,
Папаху надвинул отец…
То в буре, казалось, стонала
Сосна, нагибая венец.

О муже скорбя, о погибшем,
Упав, голосила жена
И вся извивалась от боли,
Как молния в тучах, она…

О, сколько и сотен и тысяч
Героев повергнуто в прах!
Так в Грузии выросли горы
На крови людской и костях.

Окончен сказ…
Три верных сердца
Охватывает пламя мук.
Молчат, но гнев проходит дрожью
По жилам мускулистых рук.

И помыслы троих едины,
И меч уже готов разить.
Но с кем же будет поединок?
Кого же, проклятого, бить?

Молчат и вслух еще не скажут.
Застыл бровей упрямый лук.
Но на стене метнулись тени
Грозящих барам крепких рук.

Взошла луна. Кура с Лиахвой
Шумят у Гори, волны мча,
Сверкая в серебристом свете,
Как два скрещенные меча.

И сон увидел спящий мальчик:
Застыли горы в лунной мгле,
На страже став, как великаны,
Издавна верные земле.

Примчался с Гори-Джвари всадник
И, словно буря налетев,
Бесстрашно поражает каджев,
Уже сдержать не в силах гнев.

Малыш, готовый сам сражаться,
Хватает сабли рукоять. —
Сынок, чего тебе не спится? —
С тревогой спрашивает мать.

Но стало гаснуть сновиденье,
Светлеет в небе лунный круг,
И детства омрачить не сможет
Незабываемый испуг.

— Ясно всем, что мальчик в предка,
Не сдававшегося силе,—
Молвит мать, припоминая
Деда — Зазу Джугашвили.

Заза был неукротимым,
С волей пламенной и смелой.
Говорят, что в бурке Зазы
Сорок восемь пуль засело.

И не раз отважный предок
Вражий меч ломал ударом.
Видно, к материнской груди
Заза припадал недаром!

Увлекал ребенка славой
Дед — питомец горных высей.
Помнит меч его Лиахва,
Помнит траурный Крцаниси.

Зазы род держали в тягле
Геристав и Мачабели,
Чью всегдашнюю жестокость
Подневольные терпели.

Надо было перед князем
Падать ниц, терпя удары,
На-зуб пробовать и травы
Для помещичьей отары.

Не придясь князьям по нраву,
Крикнул дед, еще безвестный:
— Этот мир широк и волен,
Почему же людям тесно?!

Хаты рушились в деревнях
Под монаршею пятой,—
Царь, прибрав богатства Картли,
Ей удел готовил злой.

И тогда собрал дружину
Заза, местью обуян,
От Лиахвы до Арагвы
Он летал, как ураган.

Род жестоких Цицишвили
В страх повергнул, разъярясь, [3] Второй том актов Кавказской археографической комиссии, стр. 556.
Но от петли и Сибири
Он спасался — и не раз!

Может, в рукописях хроник
Нет о Зазе ни строки,
Но, куря чубук, героя
Вспоминают старики…

У Сосело лоб открытий,
Брови, словно два крыла,
Строги губы, а улыбка
Задушевна и светла.

Нос у мальчика — грузинский
И задорный блеск в глазах;
Взор поистине орлиный,
Хоть и бледность на щеках.

И к тому, он ладно скроен,
Строен телом, закален,
Волей тверд, отважен духом
И, как ртуть, подвижен он!

Милый мальчик, радость близких,
Будь, как дед, несокрушим!
Знать, во сне ты видел предка,
Нареченного «Большим».

Знать, в твоей груди вскипала
Деда пламенная кровь;
С ним роднит тебя и облик
И приподнятая бровь!

Картли — сад в багряных розах,
Разукрашенный эмалью.
Хрусталем сверкают ливни,
Аромат плывет над далью.

Сад горит фазаньей шеей,
Опьяненный влагой мая;
И весна рядится в зелень,
Дол и горы озирая.

Малахитовая завязь
Налита молочным соком,
Разлился румянец яблок,
Словно по девичьим щекам.

Тополь в чоху нарядился,
Как жених, к венцу готовый.
Персик — что ребенок в люльке
В бликах солнца золотого.

Близнецы алее лалов —
Глянцевитые черешни;
И тута стекает медом
С освеженной ветки вешней.

Сад сверкает в волнах ветра
Зеленеющей оградой;
И лозу склоняет низко
Крупный яхонт винограда.

Золотятся абрикосы,
И кизил зардел у ската;
И как уголья в жаровне,
Горячо цветут гранаты.

Звонкий жаворонок в небе
Бьет в ладоши, день встречая;
Земляникой и малиной
Заалело утро мая.

Картли вся — как сад огромный,
Словно пестрое кочевье,—
В изумруды и кораллы
Наряжаются деревья.

Расцветай пышнее, Картли,
В солнце и пыланье роз!
Ты того взрастила миру,
Кто земле зарю принес.

Ты росой вспоила сына.
Он окреп, свой край любя.
Детство первенца такого —
Ожерелье для тебя!

Словно сталь в багряном горне,
Закалялся детский пыл.
Край, взлелеявший ребенка,
Для боев его растил.

Над тобою золотится
Предрассветный утра час.
На твоем лице, о Картли,
Нежность к сыну разлилась.

И хвала и слава Картли,
Ограждающей собой
Гори древнего подножье,
Словно цепью золотой!

Пик Гори-Джвари высится угрюмо,
Трепещет зной на ветке и стебле;
Бродил он здесь, объятый светлой думой,
Любил читать, разлегшись на земле.

Вершины гор далеких величавы,
Кура несет бодрящий холодок.
Вдали Казбек маячит белоглавый,
Глядит Эльбрус на розовый восток.

Кругом хлебов созревших переливы,
Колосья клонит ветер набегу;
А радуга с расцветкой прихотливой
Возносит над нагорьями дугу.

Простой старинной люльки
Тепло запомнил ты,
Уют родного крова
И горные хребты;

Куры металл блестящий
И лунные лучи;
Дворы и плот с лучиной
И угольки в печи;

Лиахвы беспокойной,
Преодолевшей плен,
Гремящий гул и гриву
Белокипящих пен;

Реки мятежный вал,
Борьбу с твердыней скал
И отзвук черной бездны,
Хруст гальки и песка,
И влажных гор бока,
Волны удар железный,
Как эхом повторенный
Предсмертный рев быка!