Александр Тиняков (Одинокий) - Стихотворения

Мы промолчим и не покажем,
Что мы готовы все забыть,
И буду я за экипажем
Без слов, в отчаяньи следить.

Когда же он в пространство канет,
Исчезнет в бездне голубой,
Тогда мне сразу ясно станет,
Что все потеряно с тобой.

И все ж я думаю, что снова
Ко мне вернешься ты, придешь,
Чтобы сплетать рукой суровой
Любовь и ревность, страсть и ложь.

И так печально это знанье,
И так обида в нас тяжка,
Что не слетает: «До свиданья!»
У нас обоих с языка.

«Прощай!» – «Прощай!» – Ретив и дружен,
Рванулся с места четверик,
И понял я, как был не нужен,
И ослепителен, и дик

Последний месяц жизни нашей,
И твой отъезд, и наш разрыв,
И как за этой скорбной чашей
Я был минутами счастлив!

И я молю свое былое,
Чтобы оно вернулось вновь, –
Такое горькое и злое,
Такое яркое, как кровь!

Живу один… Не сплю ночами,
А по утрам невкусен чай,
И равнодушными глазами
Смотрю, как умирает май,

Как вянут пышные сирени,
Как сохнет лист в пыли сухой
И как балконные ступени
Сильнее накаляет зной.

В руках шуршат листы журнала,
Но мысль от книги далека,
И в мозг тупое, злое жало
Вонзает медленно тоска.

Я помню губы ледяные,
И холод матового лба,
И звуки голоса грудные,
В которых слышалась судьба.

Я помню запах твой любимый
И помню я, как шелк шуршал,
Когда я, нежностью палимый,
Твои колени целовал.

В любви моей таилась мука,
Как в черной пропасти змея;
В глаза мне глянула разлука,
Но все сильнее мучусь я.

Спустивши шторы, в кабинете
Пишу письмо я за письмом,
Но не мечтаю об ответе
В конверте серо-голубом.

Потом написанное рву я
И, чтоб рассеять грусть и злость,
Иду из дому, негодуя.
Со свистом режет воздух трость.

Между зелеными хлебами
Иду, взметая пыль ногой,
Гляжу печальными глазами
На мир весенне-молодой.

А солнце свет жемчужный сеет
На плодоносные поля,
И улыбается, и млеет
Под лаской солнечной земля.

Вот здесь, заброшенным проселком
Она проехала в тот день…
И тонкий стан, обвитый шелком,
На зеленях оставил тень.

Как блеск тургеневской страницы,
Блаженством землю напоив,
Минуло лето. В стаи птицы
Сбираются над ширью нив.

На ветке плод тяжелый виснет
И листья золотом горят,
Порою дождик тихий прыснет,
Но громы с молниями спят.

В тоске заламываю руки,
Когда приходят вечера,
И мучат маятника звуки
Меня до самого утра.

Напрасно я глаза смыкаю,
Напрасно я хочу заснуть:
Я лишь живее вспоминаю
Лицо и пламенную грудь.

Вот здесь, пред зеркалом громадным,
Она была без покрывал,
И я лобзаньем безотрадным
Ей грудь и плечи покрывал.

И помнит плюш кушетки синей
Всю дерзость наших страстных поз,
Движенья тел, излом их линий
И аромат ее волос.

Хранит ковер ревниво тайны,
И видел мертвый тигр не раз,
Как были здесь необычайны
Зрачки влюбленных в похоть глаз.

Я здесь отдался злому плену
Жестокой девственной руки:
И выросли любви на смену
В душе моей цветы тоски.

Разврат светильник негасимый
Над нашей ложницей зажег,
И я в тоске неугасимой,
Как раб, страдал у белых ног.

И сердце бедное стучало,
Просило счастия хоть раз,
Но только ненависть пылала
На дне твоих холодных глаз.

Теперь – один. Глаза смыкаю,
Но до рассвета не заснуть, –
И все живее вспоминаю
Лицо и пламенную грудь.

Порхает снег, и солнце рдяно,
И воды рек пленил мороз.
Поля над саваном тумана,
На стеклах стебли белых роз.

Они цвету, не пламенея,
Безароматны и чисты,
И солнце зимнее, не грея,
Златит их мертвые листы.

Стучится в окна ветер шалый,
Метель рыдает по ночам –
И одинокий, и усталый,
Я внемлю вьюжным голосам.

Душа во мне оледенела
И стала мертвенной, как снег,
И не желает больше тело
Ни женских ласк, ни сладких нег.

Покрыв себя печальной схимой,
Я перестал друзьям писать
И одинокий, нелюдимый,
Решил в деревне зимовать.

Настанут сумерки; в камине
Дрова пылают и трещат,
И льет луна на белый иней
Своей любви холодный яд.

Мне лунный свет напоминает
Своей неверностью о ней,
Он так же вкрадчиво влюбляет,
Он так же снега холодней.

Он рассыпает ласки тучам
И поцелуями язвит
Того, кто болью тайной мучим,
Кого бессонница томит.

Лучи луны полны сознанья,
Им сладко нежить и терзать
И о былом воспоминанья
Со дна души приподнимать.

И нынче луч сребристый света
Пробился в прорезь темных штор
И на черты ее портрета
Усмешку светлую простер.

Он – словно легкий эльф, – резвился,
Но разом сделался тяжел
И, весь дрожа, остановился,
Упав на револьверный ствол!..

Чрево Твое я блаженно целую,
Белые бедра Твои охватя,
Тайну вселенной у ног Твоих чую, –
Чую, как дышит во чреве Дитя.

Сильного духом родишь Ты, – Святая,
Светел и чуден Твой ангельский лик…
В жутком восторге, дрожа, замирая,
Чистым лобзаньем к Тебе я приник…

Многих я душил веревкой
На рассвете, в чуткий час:
Многих я рукою ловкой
От забот житейских спас.

Это вздор, что я был нанят
И прельстился серебром!
Краски крови всех нас манят,
Всех палят своим огнем.

Я не стал трусливой ложью
Голос духа осквернять,
Прославляя волю Божью,
Палачом решил я стать.

Утром свежим и росистым,
Как ребенок, сердцем прост,
Я – горя желаньем чистым,
Поднимаюсь на помост.

Там с нахлынувшею силой
Я – Свободы Вечной друг –
Прочь от плоти тленной, хилой
Отделяю вольный дух.

И когда обнимет шею
Ожерелье из пеньки,
Я вздыхаю и немею
От блаженства и тоски!

В душе моей Ормузд и Ариман
Побеждены Бушьянктою-даэвом.
Смотрю на мир сквозь призрачный туман,
Забыв про жизнь с ее грозой и гневом.