Юрий Вейнерт - Злые песни Гийома дю Вентре

Жизнь исчерпав, свершу метаморфозу:
Приму глубокомысленную позу
И — бронзой став — издам последний вздох.

…Сейчас мне двадцать. Я б хотел случайно
Исчезнуть — так, чтобы осталось тайной,
Под чьим забором блудный бард издох.

Прости, что я так холоден с тобой, —
Всё тот же я, быть может, — суше, строже.
Гоним по свету мачехой-судьбой,
Я столько видел, я так много прожил!

Казалось — рушится земная твердь,
Над Францией справляют волки тризну…
Порой, как милость, призывал я смерть —
За что и кем приговорён я к жизни?!

…Когда забудут слово «гугенот»
И выветрится вонь папистской дряни,
Когда гиена Карл в гробу сгниёт
И кровь французов литься перестанет, —

Тогда я снова стану сам собой.
Прости, что я так холоден с тобой.

Ночь. Тишина. Бой башенных часов…
Их ржавый стон так нестерпимо резок:
В нём слышен труб нетерпеливый зов
И злобный лязг железа о железо.

Сквозь мглу я вижу, как, оскалив пасть,
Друг друга разорвать стремятся кони;
Как труп безглавый, не успев упасть,
Несётся вскачь в неистовой погоне…

Гляди: Конде, как прежде, — впереди!
В веселье яростном, коня пришпоря,
Бросаюсь в это бешеное море;
Или — погибни, или — победи!

…Ни смерти, ни побед: одни мечтанья!
Ночь. Тишина. Бессонница. Изгнанье.

В моих руках — предмет заветных грёз,
Бесценный сувенир: миниатюра.
Её мне рыжий шкипер мой привёз —
Готов с него содрать за это шкуру!

Какой-то бесталанный шарлатан
Достоин счастья видеть Вас воочью,
Вас рисовать! — тогда как Ваш Тристан
Изольдой нежной бредит днём и ночью!

Пока меня разлукой мучит бес,
За два денье парижский Апеллес 23) 23 Апеллес — великий живописец Греции второй половины IV века до н. э.
Ваш тонкий профиль смеет пачкать кистью..
В душе вскипает бешенство и грусть:

Que diable 24) 24 Кой чёрт (фр.). ! Хотя бы для того вернусь,
Чтоб перевешать Ваших портретистов!

Четыре слова я запомнил с детства,
К ним рифмы первые искал свои,
О них мне ветер пел и соловьи —
Мне их дала моя Гасконь в наследство…

Любимой их шептал я как признанье,
Как вызов — их бросал в лицо врагам.
За них я шёл в Бастилию, в изгнанье,
Их, как молитву, шлю родным брегам.

В скитаниях, без родины и крова,
Как Дон Кихот, смешон и одинок,
Пера сломив иззубренный клинок,
В свой гордый герб впишу четыре слова,

На смертном ложе повторю их вновь:
Свобода. Франция. Вино. Любовь.

Всю ночь Вы в Лувре. Не смыкали глаз:
Бурэ, гавот… Проснётесь лишь в двенадцать.
А в два — виконт! («Доретта, одеваться!»)
Как я бешусь, как я ревную Вас!

Потом, едва простившись со счастливцем,
За секретер: в передней стряпчий ждёт,
Кюре и кружевница (та — не в счёт) —
До вечера поток визитов длится.

А там — пора на бал. Садясь в карету,
Вдруг вспомните: «А где ж письмо поэта?
Когда прочту? Ни времени, ни сил!..»

Письмо!.. Ваш рыжий кот, согнувши спину,
Найдя комок бумаги у камина,
На дело мой сонет употребил!

Народная толпа на Гревском поле
Глядит, не шевелясь и не дыша,
Как по ступеням скачет, словно шар,
Отрубленная голова Ла-Моля…

Палач не смог согнать с неё улыбку!
Я видел, как весёлый Бонифас,
Насвистывая, шёл походкой гибкой,
Прощаясь взглядом с парой скорбных глаз.

Одна любовь! Всё прочее — химера.
Друзья? — предатели! Где честь, где вера?
Нет — лучше смерть, чем рабство и позор!

…Вот мне бы так: шутя взойдя на плаху,
Дать исповеднику пинка с размаху
И — голову подставить под топор!

Под страхом смерти мне запрещено
Вернуться к Вам… Так для чего же мешкать?
Что жить без Вас, что умереть — одно.
Я встречу Смерть презрительной усмешкой.

Зачем вступать с Ней в недостойный торг?
Предсмертный страх сумею побороть я,
Как поборол изгнания позор,
И нищенские мысли и лохмотья,

И голод, и пинки, и грубый смех,
И холод злой ночных безлюдных улиц —
Затем, чтоб Вы, украдкой ото всех,
Мне одному ещё раз улыбнулись!..

Что жить без вас, что умереть — одно.
Что ж, я умру… Но хоть у Ваших ног!

На Оссу громоздили Пелион 27) 27 Осса и Пелион — по греческой мифологии, две горы, взгромоздив которые друг на друга, титаны пытались штурмом овладеть Олимпом. ,
Крича, взбирались по гранитным кручам,
Ордой свирепой рвались в небосклон,
Дубинами расталкивая тучи.

Небесный Лувр был пламенем объят.
Под гулкими ударами тарана
Уже трещали скрепы райских врат,
И задрожал впервые трон Тирана.

Как удержалась Громовержца власть?
Из мглы веков к потомкам донеслась
Лишь сказка о бунтующих титанах…
Не верят сказкам боги наших дней…

— Ты слышал? Жив Прикованный Плебей:
Вант осаждён когортами кроканов 28) 28 Кроканы — участники крестьянских восстаний на юге Франции. !

…И снова стонут зябнущие снасти.
Слепые волны тычутся в борта.
Куда плывём? Не видно ни черта.
Ноябрь (опять ноябрь!). Ночь. Ненастье.

Для ведьм, любовников и беглецов
Не выдумаешь лучшую погоду!
…Охрипший бас: «Ну, с Богом!» — Я готов:
Плащ с плеч долой и — в ледяную воду!

Прощай, мой шкипер! С плеч долой изгнанье,
Эдикты, тюрьмы… В новые скитанья,
Все корабли сжигая за собой!
Прибой несёт меня проходом узким.

Вот… пальцы камень щупают: французский!
Холодный, скользкий, — но такой родной…