Юрий Нестеренко - Стихи (2)

Я с врачом сравнился сгоряча —
Я лишь инструмент в руке врача.
Кнут и дыбу с кольцами оков
Изобрел не я — закон таков.

Завтра девка кончит жизнь в огне.
Прав ли приговор — судить не мне,
Но ее послушать смертный вой
Вы сойдетесь радостной толпой.

Будете кричать, ее дразня —
Чем вы лучше, собственно, меня?
У меня весьма нелегкий труд!
Да, по службе я бываю крут,

Но по жизни — вовсе не злодей!
У меня же все, как у людей:
Теплый дом, любимая жена…
Но порой дичится и она.

Дома не использую плетей,
Никогда не бью своих детей,
Но и дети — чувствую, хоть плачь! —
Недовольны, что отец — палач.

Отчего вы все, понять хочу,
Так несправедливы к палачу?

2000

Гиблая пустыня — ни конца, ни кpая.
Общая святыня — мать-земля сыpая.
Топи да болота, степи да чащобы,
Хpамов позолота, а вокpуг — тpущобы.

Завывает вьюга, гонит снег по кpугу…
Коpотка кольчуга на спине у дpуга!
Глушь да буеpаки, воpовство да дpаки,
Да сpамные вpаки вечеpом в баpаке.

Пpем с мольбой о чуде пpямиком в тpясину.
Каждому Иуде — личную осину!
Каждому кумиpу возжигаем свечки,
Да гpозимся миpу встать с холодной печки:

Вот подымем знамя да пpойдем с боями,
Тем же, кто не с нами, гнить в зловонной яме!
Вытопчем доpогу к вашему поpогу,
Пусть идем не в ногу, но зато нас много.

Пыл наш не умерить, рвемся в бой отважно,
Главное — чтоб верить, а во что, неважно.
Не считаем трупы, не боимся мести,
Ничего, что глупо, главное, что вместе!

Пить — так до упаду, мордой в грязь с размаху,
Нету с нами сладу, во нагнали страху!
Все кругом поруша, перед образами
Изливаем душу пьяными слезами.

Нас видать по pоже, выpосших без нянек,
Нам свой кнут доpоже, чем замоpский пpяник.
Мы в гробу видали ихние конфетки!
Будем жить и дале в клетке, как и предки.

Нам все пеpемены — как седло коpове,
Гpязи по колено, да по пояс кpови.
Завывает вьюга, свиpипеет стужа,
Ничего, что туго — может быть и хуже.

На таком морозе к черту все приличья!
По уши в навозе веруем в величье.
Кто кого замучит на лесоповале?
Нас ничто не учит, мы на всех плевали.

Нас любая гадость может распотешить,
В нас — добро и святость! Тех, кто спорит — вешать!
Нищая лачуга стынет под сугробом,
Завывает вьюга, как вдова над гробом…

1995

Ворон в клетке каркает зловеще.
Принц гоняет мух эфесом шпаги.
Королева-мать пакует вещи.
Генерал-фельдмаршал жжет бумаги.

Мебель, статуи, ковры, картины —
Бросить все! — какой удар по нервам!
Все из-за гофмаршала, скотины:
Клялся умереть, а смылся первым!

Королева-мать кряхтит с натуги:
Где теперь ливреи-позументы?
Во дворце — ни стражи, ни прислуги,
Только ветер кружит документы.

В сапогах на королевском ложе
Лейб-гусар с похмелья отдыхает.
Он следит за королевой лежа,
Стряхивает пепел и чихает.

«Что, мадам, не велико уменье
В наши времена стать ближе трону?
Я вот, например, спустил именье,
Ну а вы — профукали корону.»

Крыса пробежала по паркету.
Латы притаились в полумраке.
В галерее хмурятся портреты:
Генералы, рыцари, вояки…

Тот в мундире, тот закован в панцирь,
В жизни был тюфяк, а здесь — отважен…
Ворон в клетке — натуральный канцлер:
Точно так же стар, и глуп, и важен.

Принц, худой болезненный подросток,
Смотрит на портреты генералов.
Вырос он среди мишурных блесток
И тоски придворных ритуалов.

Ни друзей, ни игр, весь день в мундире —
Экспонат дворцового зверинца.
Нет несчастнее ребенка в мире,
И за что народ не любит принца?!

Входит кучер в сюртуке. «Проклятье!
Сколько можно ждать! Мадам, вы скоро?»
«Я еще не уложила платья
И сервиз китайского фарфора!»

«Платья! Чашки! Между прочим, эти
Всех нас могут запросто повесить!
Мне не надоело жить на свете,
Жду еще минут, ну скажем, десять.»

Выстрел раздается в переулке.
«Слышали? Вас встретят не свирелью!» —
Кучер спешно роется в шкатулке
И в карман пихает ожерелье.

Вновь палят. Уже внизу, у входа.
Дверь слетает с петель под тараном.
Слышен крик: «Да здравствует свобода!» —
Звон разбитых стекол — «Смерть тиранам!»

«Ч-черт!» — гусар срывает эполеты.
Кучер прочь бежит, ругаясь глухо.
Генерал хватает пистолеты,
Целясь правым в дверь, а левым — в ухо.

Звон стекла. Визг пули над карнизом.
Входят э т и — с вилами, с ножами.
Королева над своим сервизом —
Словно Архимед над чертежами…

Принц сползает на пол, удивленно
Глядя, как сочится кровью рана,
И сквозь прутья клетки полусонно
Ворон наблюдает смерть тирана.

1995

Пир Вавилонской Блудницы.
Груды дешевых даров.
Лоснятся сытые лица
Умных и хитрых воров.

В гаванях спущены трапы.
Тащат поклажу волы.
Знатно гуляют сатрапы,
Капает жир на столы.

Ловко обделано дельце —
Глупому не по зубам:
Крупные рабовладельцы
Брагу подносят рабам.

И до беспамятства рады
Данному дару судьбы,
Возле кирпичной ограды
Весело пляшут рабы.

Громче гремите, тимпаны!
Мчись, карнавал, под уклон!
Даже заморские страны
Славят тебя, Вавилон!

Храмы твои и гробницы,
Хватку твоих челюстей…
У Вавилонской Блудницы
Нынче немало гостей.

Сколько имен погубила,
Отпрысков лучших семейств!
Сколько племен пригубило
Чашу ее блудодейств!

Кровь превратится в чернила.
Сталь превратится в гнилье.
Скольких она соблазнила!
Сколько имели ее!

Пир Вавилонской Блудницы.
Звон золоченых оков.
Пусть охраняют границы
Сотни имперских полков,

Пусть полыхают рубины
В красной короне твоей,
Пусть изливаются вина
И истекает елей,

Пусть славословием слиты
Вместе альты и басы,
Пусть воспевают пииты
Щедрость продажной красы,

Пусть ты нарядно одета
Пурпуром праздничных дней —
Но уже слышится где-то
Ржание бледных коней.

Ложью фальшивых провидцев
Скрыт нарастающий стон
Из разоренных провинций,
От покоренных племен.