Виталий Ханинаев - Три яйца, или Пистолет в задницу

разлеглись попарно по коврам.

................................................

А к рассвету приумолкла дача,

комнаты заманчиво тихи.

А о том, что были и удачи,

вам расскажут новые стихи.

3 января 1981

СПУСТЯ ПОЛ-ГОДА

(быль-фантазия)

Получивши приглашенье

от знакомой в Элисту,

я, почти без промедленья,

к ней умчался в грозном "ТУ".

Была ясная погода,

была ясная луна.

Для чего, спустя полгода,

позвала меня она?

Может, ей так одиноко,

может, тяжкая судьба...

Тот же домик, те же окна,

те же крыша и труба.

"Здравствуй, гость, заезжий, редкий,

плотью женскою любим..."

Как-то сразу, без разведки,

мы вступили с ней в интим.

В теневых набросках чести

я узрел знакомый штрих:

и кровать на том же месте,

и перины те же - три.

Мы вино хлебнули залпом

и безлистую любовь

при 100-ваттном свете лампы

облекли мы в плоть и кровь.

Ветка - к ветке. Тело - к телу.

Слон залез в дремучий лес,

и в дупло вселился смело

хобот, словно плут и бес.

Шар бильярдный катит в угол,

на полу эксцесс сидит.

Моя нежная подруга

потеряла прежний вид.

Ночь расплющилась и сжалась,

в воздухе экстаз повис.

Плод запретный, мне казалось,

потерял свой вкус и скис...

Я умчался в путь обратный,

до свиданья, Элиста...

Да, опасно. Нет, приятно...

в жизни роль играть с листа.

Москва, Сокол. 13 февраля 1981

КАК ЭТО ТЯЖКО СОЗНАВАТЬ

Как это тяжко сознавать,

что в сорок скоро помирать,

что обнаружен в легких рак,

что шепчут за спиной: дурак.

Как это тяжко сознавать:

дочь по ночам идет гулять;

сын - алкоголик и бандит;

жена с другим мужчиной спит.

Как это тяжко сознавать,

что жена снова будет лгать,

придет домой где-то в полночь,

невнятно скажет: "Сверхуроч..."

Как это тяжко сознавать,

что, позвонив, дочь будет врать:

"Сломался начисто каблук,

так что останусь у подруг".

Как это тяжко сознавать,

что сын опять будет молчать,

молча придет, что-то возьмет,

в карман положит и уйдет.

Как это тяжко сознавать,

шеф скажет: "Нужно уступать

дорогу молодой волне".

И усмехнется в спину мне.

Как это тяжко сознавать,

что ничего не мог создать,

что зря года мои прошли,

что нету сил, и все болит.

Как это тяжко сознавать,

что в сорок скоро помирать,

что обнаружен в легких рак,

что жизнь заканчиваю так.

апрель 1981

Я ТАК УСТАЛ

Я так устал, я так устал, я так устал

любить, но без любви.

Я перестал, я перестал, я перестал

смотреть в глаза твои.

А где-то там, а где-то там, а где-то там,

во глубине души,

заложен храм, чудесный храм,

прекрасный храм,

но нам в нем не жить.

Потерян ключ, потерян ключ, потерян ключ,

закрыта кем-то дверь.

Печать-сургуч, печать-сургуч,

печать-сургуч,

цепь и замок поверх.

Стоит тот дом, постылый дом, ветшалый дом,

даже не дом, сарай.

Когда-то в нем, когда-то в нем, когда-то в нем

для нас был рай.

И каждый день, и каждый день,

и каждый день,

и каждый божий час,

и от снегов, и от врагов, и от дождей

хранил с тобой он нас.

Влезал в окно, влезал в окно, влезал в окно

нахальный солнца луч.

Забыто все, забито все, вокруг темно,

печать лишь да сургуч.

Вот так живу, вот так живу, вот так живу

уже который год.

Пью наяву, ведь наяву, ведь наяву

в любви мне не везет.

Но если мне, но если мне, но если мне

удастся полюбить,

я перестану искать истину в вине,

я перестану пить.

Ну а пока, ну а пока, ну а пока

смотрю не в те глаза.

И в облаках, и в облаках, и в облаках

не солнце, а гроза.

апрель 1981

ПЕСНЯ ГАНГСТЕРА ДЖОНА ИЛИ ПО ТУ СТОРОНУ МИРА ИЛИ ТАМ, ГДЕ ПРАВИТ КАПИТАЛ

Я - автогонщик, самый высший класс,

я - автоасс, гоняю взад, вперед.

От шефа получивши раз приказ,

поехал на заказ в город Ньюпорт.

Шутить с огнем, пить за рулем, я - пасс,

но вы скажите, кто сейчас не пьет.

Ведь я недаром водочки припас,

хлебнул, и не вписался в поворот.

Нога к ноге, рука к руке, плечо к плечу.

Я хохочу в глаза врачу, я так хочу.

Рубцы и раны залечу, вновь получу

права и прокачу. Дорогу лихачу!

По стрит канает клевая мадам,

я подъезжаю, говорю: "Садись!"

Мне говорит мадам: "Ты, парень, хам!

Исчезни, падло, быдло, отвяжись!"

От злости жму ногой на полный газ,

и мчусь, как-будто в небе самолет.

Но увидав вновь пару бабьих глаз,

зевнул, и не вписался в поворот.

Нога к ноге, рука к руке, плечо к плечу.

Я хохочу в глаза врачу, я так хочу.

Рубцы и раны залечу, вновь получу

права и прокачу. Дорогу лихачу!

Вот по Бродвею чешет эскимос.

Я не расист, но все ж не по себе.

Куда ты, падаль, прешь, дворовый пес?!

Нет, чтоб сидеть в своей трущобе.

Мне наплевать на ваш дорожный знак,

я повернул свой "кар" на тротуар,

и засадил нигеру "каром" так,

что не избегнуть мне всех божьих кар.

Нога к ноге, рука к руке, плечо к плечу.

Я за машиной труп нигера волочу.

Сдам полисмену, и в награду получу

что захочу, и потому я хохочу.

Мой шеф замешан в мафии, а я,

я - пешка в мире денег и интриг,

и, видно, спета песенка моя,

мне шеф сказал: "Выходишь из игры".

Рефрижератор спереди меня,

еще рефрижератор позади.

Нажал на тормоз, кто был спереди меня,

нажал на скорость, кто был позади.

Нога к ноге, рука к руке, плечо к плечу.

Я не хочу, я не хочу, я не кричу.

Не хохочу, молчу, лечу я в мир иной,

и слышу, как вампир хохочет надо мной.

май 1981

МУЖЧИНЫ И ЖЕНЩИНЫ

(монолог историка без степени)

Вите Соколову

Вы мне не поверите, но в бочке Диогена

с женщиной продажной общался Диоген.

Он в экстазе бешеном сосал ее колено,

а она водила языком по его ноге.

И вы навряд ли знаете, что не напрасно

камень

на гору тащил Сизиф, он не был дураком.

Камень - повод, а причиной

сексуальный пламень

к женщине, на той горе стоявшей нагишом.

И как бы вы не плакали, и как бы не ревели,

и как бы не хотели вы найти себе жену,

все в России женщины выходят на панели,

и тоску в постели глушат, как в морях треску.

Это не известно вам, но я-то знаю точно,

что всесильный римлян царь

Кай Юлий Цезарь

утром пил, сношался днем и извращался

ночью...

Но не думайте, что так бывало только встарь.

И вы, возможно, слышали, как жил

Распутин Гришка,

и вы, возможно, видели "Осень",

русский фильм.

Но, как жил австриец Фрейд, вы не прочтете

в книжках,

и вам не покажут фильм швейцарский

"Селяви".

И как бы вы не плакали, и как бы не ревели,

и как бы не хотели вы кого-то взять в мужья,

все мужчины на Руси кобели с колыбели,

и приятным исключеньем не являюсь я.

На кровати после нас, как на поле боя,