Алкей - Мелика

Но, уступая тяжким ударам волн,
Не хочет больше с бурей бороться струг:
Он рад бы наскочить на камень
И погрузиться на дно пучины.

Такой довлеет жребий ему, друзья,
И я всем сердцем рад позабыть беду,
И с вами разделить веселье,
И насладиться за чашей Вакха.

Тогда нас гибель ждет неминуемо.
Безумец жалкий сам ослепит себя —
Но мы…

Под взметом ветра новый взъярился вал.
Навис угрозой тяжких трудов и бед.
Натерпимся, когда на судно
Бурно обрушится пенный гребень.

Дружней за дело! И возведем оплот,
Как медной броней, борт опояшем мы,
Противоборствуя пучине,
В гавань надежную бег направим.

Да не поддастся слабости круг борцов!
Друзья, грядет к нам буря великая.
О, вспомните борьбу былую,
Каждый пусть ныне стяжает славу.

Не посрамим же трусостью предков прах,
В земле под нами здесь упокоенных:
Они воздвигли этот город
На благоденствие нам, потомкам.

Но есть иные — люди, не властные
В своих желаньях. Темным страстям служа,
Их опозоренные руки
Предали город рукам таким же.

Он знай шагает по головам, а вы
Безмолвны, словно оцепенелые
Жрецы перед загробной тенью,
Грозно восставшей из мрака мертвых.

Пока не поздно, вдумайтесь, граждане,
Пока поленья только чадят, дымясь,
Не мешкая, глушите пламя,
Иль запылает оно пожаром.

Как проходимец, страстно мечтающий
По знатным барам запросто хаживать,
Тебя не съел он и, бытуя
Трудно, в домашнем кругу был сносен.

Когда же в буйстве высокомерия,
Упившись властью, стал лиходейничать,
Как все безумцы-лиходеи, —
Мы не стерпели его безумья.

Не раз скользили мы под погибелью,
Но повернулось все к стародавнему:
С оскоминою эта сладость,
Да не бывает добра без худа.

Не помню, право, — я малолетком был.
Когда милы нам руки кормилицы, —
Но знаю, от отца слыхал я:
Был возвеличен он Пентилидом.

Пусть злорадетель родины свергнут им:
Меланхр низвергнут! Но низвергатель сам
Попрал тирана, чтоб тираном
Сесть царевать над печальным градом.

Не всегда продувной
Бестией был Питтак
И беспечен умом.
Нам, главарям, клялся,
На алтарь положа
Руку, а сам берег
Злорадетелей родины,
И за тем лишь глядел,
Как бы предатели
Не открылись его
Давним союзникам.

Притонов низких был завсегдатаем;
Опохмелялся в полдень несмешанным.
А ночью то-то шло веселье:
Гам бессловесным сменялся ревом.
Пошел он в гору; но не забыл в чести
Ни жизни прежней, ни площадных друзей;
Всю ночь о дно глубокой бочки
Наперебой черпаки стучали.

За кружкой кружку — только бы бражничать.
И днем и ночью полон весь дом вином.
Он песни пьяные горланит,
И умолкает глагол закона.

Тех буйных оргий не позабыл и Гирр,
Когда внезапно бурно возвысился:
Он ночи напролет в разгуле…
Только и слышно — черпак по днищу.

И ты, пропойцы темное детище,
Такою взыскан славой и почестью,
Какие подобают мужу
Доблести кровной, честного рода.

Там оградили жители Лесбоса
Большой участок, издали видимый,
И жертвенники для служенья
Установили богам блаженным.

Там призывают Зевса-Дарителя,
Там славословит Геру Эолии,
Живой исток рождений, — третьим
Славят безрогого Диониса.

Склоните ж, боги, благословенный слух
К моленьям нашим, дайте же, дайте нам
От этой тягости изгнанья —
Сердцу скорбящему избавленье.

И пусть обрушит ярость эриния
На сына Гирра, — некогда братству он
Над кровью овна клялся свято
Недругам друга вовек не выдать.

Иль биться насмерть и под мечами пасть
За землю — к славе временщиков лихих,
Или, до корня истребив их,
Бремя безвременья снять с народа.

Брюхан же властный наедине с собой
Не вел беседы — душу не выспросив,
Он, клятвы попирая, жадно
Жрет Митилены, как жрал их Мирсил.

… «Пусть на землю падет. В уединении
Глухо ночь проведет. Пусть на урочище
За высокой оградой Геры
Непорочным пребудет в святилище».

Так живу я, горюн, — как деревенщина
Захолустья. В мечтах слышу глашатая
Зов привычный, меня на вече
Зычно кличущий: «Агесилая сын!»

Кличет, в думу зовет. Клич этот слышали
И отец мой, и дед. Слушали, старились
Между склок и раскола граждан.
Грустно! Сам же себя обездолил я.

В эту глушь убежал, словно Ономаклес,
Уподобился здесь волку-отшельнику
В пору междоусобий. Распрю
Не к добру затевать, коль родник один.

Я, сойдя с корабля на землю черную,
У блаженных богов скрылся в обители,
Вдалеке от тревог мятежных —
И на сходбищах только бываю я:

В длинных платьях текут хоры лесбиянок,
Меж собой в красоте там состязаются.
Клики. Жен ежегодный праздник.
Завываний священных повторный глас.

Какой, поведай, бог соблазнил тебя,
Злодей, ответить: «Мне не представился
Предлог тебя вернуть». Где совесть,
Что неповинного ты караешь?

Но чист мой демон. Или ты мнишь: отказ
Твой сумасбродный звезды не слышали
На небесах? Умолкни! Небо
Тьмы наших бедствий моли ослабить.

Твой праздник жизни — время твое прошло.
Плоды, что были, дочиста собраны.
Надейся, жди: побег зеленый
Отяжелеет от пышных гроздий.

Но поздно, поздно! Ведь от такой лозы
Так трудно зреет грузная кисть, склонясь.
Боюсь, до времени нарядный
Твой виноград оборвут незрелым.

Где те, кто прежде здесь пребывал в трудах?
Ушли. Не гнать бы от виноградников
Их прочь. Бывалый виноградарь
С поля двойной урожай снимает.

Зевс, в лихие дни неудач лидийцы
Нам две тысячи золотых давали,
Только бы войти мы смогли всей силой
В город священный.