Хаким Фирдоуси - Шах-наме

Не знал он — даст победу небосвод
Или венец с главы его сорвет.

Я слышал — смолоду такою силой
Судьба Рустама щедро одарила,

Что если он на камень наступал,
То ногу в камень тяжко погружал.

И эта мощь, как тягостное бремя,
Томила дух его в былое время.

И он взмолился перед троном сил,
И кротко, со слезами он просил

Всех смертных одаряющего бога,
Чтоб сил убавил он ему немного.

Пречистый внял Йездан его мольбам,
И облегченье ощутил Рустам.

Теперь же, юным устрашен Сухрабом,
Представ пред ним в единоборстве слабым,

Взмолился он Йездану: «О творец!
Грозит мне пораженье и конец.

Верни всю мощь мне силы необъятной,
Что в юности ты дал мне невозвратной!»

И совершилось то, что он просил,
В нем море поднялось великих сил.

От места потаенного молитвы
Вернулся вновь Рустам на поле битвы.

Полно тревоги сердце у него,
Поблекло от забот лицо его.

Сухраб как слон примчался опьяненный,
Арканом и копьем вооруженный.

Онагра догоняя, мчался он,
Как дикий лев, охотой разъярен.

Был конь Сухраба, словно мир, огромен,
Вихрь пыли вился вслед, как туча, темен.

И снова с изумленьем перед ним
Встал Тахамтан, раздумием томим.

Сухраб, приблизясь, увидал Рустама,
Взыграл весельем дух его упрямый.

С улыбкой на врага он своего
Взглянул, увидел мощь и блеск его.

Сказал: «Ты здесь опять, старик бесстрашный,
Из львиных лап ушедший в рукопашной?

Ты счастье вновь решил пытать со мной,
Эй, муж, хоть ты идешь кривой стезей!

Что? Жизнь тебе, как видно, надоела?
Ты снова тигру в когти рвешься смело?

Вчера уважил старость я твою,
И жизнь твою я пощадил в бою».

И отвечал Рустам слоновотелый:
«Эй, лев Турана, муж бесстрашно смелый,

Что толку в битве от пустых речей?
Ты возгордился юностью своей.

Но, лев могучий, только небо знает,
Кого победа нынче увенчает.

А если счастье лик свой отвратит,
Как мягкий воск становится гранит».

Сойти с коней им время наступило,
Беда над головами их парила.

И в рукопашной вновь они сошлись,
За пояса всей силою взялись.

Сказал бы ты, что волей небосвода
Сухраб был связан — мощный воевода.

Рустам, стыдом за прошлое горя,
За плечи ухватил богатыря,

Согнул хребет ему со страшной силой.
Судьба звезду Сухрабову затмила.

Рустам его на землю повалил,
Но знал, что удержать не хватит сил.

Мгновенно он кинжал свой обнажил
И сыну в левый бок его вонзил.

И тяжко тот вздохнув перевернулся,
От зла и от добра он отвернулся.

Сказал: «Я виноват в своей судьбе,
Ключ времени я отдал сам тебе.

А ты — старик согбенный… И не диво,
Что ты убил меня так торопливо.

Еще играют сверстники мои,
А я — на ложе смерти здесь — в крови.

Мать от отца дала мне талисман,
Что ей Рустам оставил, Тахамтан.

Искал я долго своего отца,—
Умру, не увидав его лица.

Отца мне видеть не дано судьбою.
Любовь к нему я унесу с собою.

О, жаль, что жизнь так рано прожита,
Что не исполнилась моя мечта!

А ты, хоть скройся рыбой в глубь морскую,
Иль темной тенью спрячься в тьму ночную,

Иль поднимись на небо, как звезда,
Знай, на земле ты проклят навсегда.

Нигде тебе от мести не укрыться,
Весть об убийстве по земле промчится.

Ведь кто-нибудь, узнав, что я убит,
Поедет и Рустаму сообщит,

Что страшное случилось злодеянье.
И ты за все получишь воздаянье!»

Когда Рустам услышал речь его,
Сознанье омрачилось у него.

Весь мир померк. Утративши надежду,
Он бился оземь, рвал свою одежду.

Потом упал — без памяти, без сил.
Очнулся и, вопя, в слезах спросил:

«Скажи, какой ты носишь знак Рустама?
О, пусть покроет вечный мрак Рустама!

Пусть истребится он! Я — тот Рустам,
Пусть плачет надо мной Дастани-Сам».

Кипела кровь его, ревел, рыдал он,
И волосы свои седые рвал он.

Когда таким Рустама увидал
Сухраб — на миг сознанье потерял.

Сказал потом: «Когда ты впрямь отец мой,
Что ж злобно так ускорил ты конец мой?

«Кто ты?» — я речь с тобою заводил,
Но я любви в тебе не пробудил.

Теперь иди кольчугу расстегни мне,
Отец, на тело светлое взгляни мне.

Здесь, у плеча, — печать и талисман,
Что матерью моею был мне дан.

Когда войной пошел я на Иран
И загремел походный барабан,

Мать вслед за мной к воротам поспешила
И этот талисман твой мне вручила.

«Носи, сказала, в тайне! Лишь потом
Открой его, как встретишься с отцом».

Рустам свой знак на сыне увидал
И на себе кольчугу разодрал.

Сказал: «О сын, моей рукой убитый,
О храбрый лев мой, всюду знаменитый!»

Увы! — Рустам, стеная, говорил,
Рвал волосы и кровь, не слезы, лил.

Сказал Сухраб: «Крепись! Пускай ужасна
Моя судьба, что слезы лить напрасно?

Зачем ты убиваешь сам себя,
Что в этом для меня и для тебя?

Перевернулась бытия страница,
И, верно, было так должно случиться!..»

Меж тем стемнело. Пал в степи туман.
Рустам же с поля не вернулся в стан.

И двадцать знатных воинов в тревоге
Поехали по ратной той дороге,

Чтобы исход сражения узнать,
Пир начинать им нынче иль стенать.

Вот кони богатырские пред ними
В пыли, но оба — с седлами пустыми.

Рахш потрясает гривою во мгле,
Но только нет богатыря в седле…

Богатыри, подумав, что убили
Рустама, в горе головы склонили.

И поскакали шаху сообщить,
Что нет в живых Рустама, может быть.

Весть страшная, гонцы и конский топот…
Средь войска поднялись и шум и ропот.