Александр Оленич-Гнененко - Избранное

В наших лесах водится порешня, куница-желтодушка и куница черкесская и водяная. Есть еще куница — под горлом красное с черным, и, не в пример желтодушке, маленькая, даже когда старая. Она всегда на деревьях живет. Лисиц у нас две породы: серая и красная, серая побольше будет. Лесных котов, чтоб им пусто было, гонять надоело, — кур крадут. Много здесь хорька, есть рыси.

Медведь — он глупый: он только дураку страшен. Кабан — очень строгий зверь, а па́нтер — это кошка. Пантер, как ишак, ревет. Другого такого зверя нет.

Страшнее всего кабан: человека пересекает пополам. Бежит кабан, головой трясет, пена бьет клубом, тогда сторонись, если хочешь быть живым.

Переночевал в Сахрае, на квартире у лесника, где остановились геологи, и вместе с ними в шесть часов утра вышел в горы. С нами две вьючные лошади. До самого лагеря геологической группы шли пешком, сделав за день тридцать пять километров.

Десятки раз пришлось переходить вброд изгибы реки Сахрай и впадающих в нее быстрых горных ручьев. Сначала по сторонам тропы встречался только дубняк, потом к дубовому лесу стали примешиваться столетние буки, иногда в четыре-пять обхватов, осина, береза, черная ольха.

Еще выше начался пояс буковых лесов с примесью пихты, за ним — могучие мшистые пихтарники и, наконец, буковое и березовое криволесье и поляны субальпийских лугов.

Лагерь расположился у самой границы заповедной территории.

В трех брезентовых палатках живут начальник группы инженер Краснов, шесть рабочих и несколько студентов-практикантов последнего курса, в том числе две женщины: Нина Георгиевна и Мария Дементьевна.

После ужина у горящих костров начинается оживленное обсуждение предстоящей работы. Из походных сумок извлекаются карандаши и блокноты, шуршат карты, пунктиром отмечаются маршруты.

Группа разведывает месторождения исландского шпата. Эта ценный минерал. Раньше его приходилось ввозить из-за границы. Теперь мы добываем исландский шпат у себя дома.

В палатке начальника партии пол покрыт ветками пихты, на них положен брезент. Это постель. Сыро и холодновато. Пахнет смолой, лесом, и кажется, что спишь под открытым небом.

Встали рано. Геологи с рассветом ушли в разведку. Я отправился в расположенный недалеко от лагеря имеретинский кош. Меня встретил с церемонной вежливостью высокий старик, зовут его Давид Илларионович. Три имеретина и один русский пасут здесь, в горах, стадо молочно-товарной фермы. Кош — это летний балаган из горбылей и драни. Вдоль стен устроены нары. Посредине помещения сложен из камней простой очаг. Балаган обнесен обширной оградой из целых березовых стволов; сюда на ночь загоняют коров. С полдюжины громадных желтых псов днем и ночью охраняют кош. Псы очень злы, и когда они нападают в отсутствие хозяев на случайно забредшего человека, ему остается одно: присесть на корточки и не двигаться, пока не подоспеет выручка.

Имеретины угощают меня айраном — кислым молоком — с мамалыгой и чуреками. Перед едой молодой имеретин предлагает каждому деревянный ковш с водой и полотенце, чтобы вымыть руки.

Кислое молоко и мамалыга подаются в больших деревянных чашках, которые, как и ковш, превосходно вырезаны из прочного, словно кость, и почти прозрачного дерева. Едим деревянными ложками чрезвычайно тонкой художественной работы, с изогнутыми, подобно лебединым шеям, длинными ручками. Твердую пищу имеретины берут руками, режут ее кривыми узкими ножами. На лезвиях ножей выбиты клейма — тамги старинных оружейников, а рукояти украшены серебряной и золотой инкрустацией. Вся деревянная посуда изготовлена тут же, на коше. Делает ее один из пастухов — статный человек лет сорока восьми, очень красивый, с большими, опущенными по-запорожски усами и добрыми печальными глазами.

Голова его изящно повязана белым башлыком.

Старый пастух Давид Илларионович хорошо знает русских и грузинских классиков. На память, очень точно он приводит выдержки из Пушкина, Горького, Льва Толстого. Когда речь зашла о предстоящем юбилее Шота Руставели, он достал с некрашеной пихтовой полки томики «Витязя в тигровой шкуре» на грузинском и русском языках и стал читать вслух, сравнивая перевод с оригиналом.

Пастухи приручили молодого оленя. Неподалеку от коша в долбленом корыте стоит подсоленная вода. Каждый вечер, точно тень, из березняка появляется ланчук, подходит к корыту и пьет. Он привык к людям и подпускает их совсем близко.

…Возвращаюсь к лагерю. По ту сторону субальпийского луга высятся обрывистой грядой обнажения известняков: там геологическая партия разведывает шпат. Под вечерним, гаснущим солнцем причудливые изломы известняковых громад принимают самую разнообразную окраску. Розовый, фиолетовый, голубой и синий цвета сменяют друг друга. Сквозь них пробиваются красноватые и золотисто-желтые оттенки. Великолепие этой игры красок и света подчеркивается спокойным фоном окружающих изумрудно-зеленых полян и темной зеленью пихтового леса.

Спускается ночь, тихая, влажная, благоухающая. Внизу, на склоне, где разбиты палатки, слышен неумолкающий говор горного ручья. Ярко вспыхивают в черноте деревьев зелено-голубые искры светляков.

Лагерь собрался у костра. Идет разговор о «золотой» пещере, открытой в горах старым чабаном. Там, говорят, известковые столбы, летучие мыши и богатые жилы белого камня. После беседы Мария Дементьевна читает вслух Некрасова.

Снова сон в палатке, снова прохлада и освежающая бодрость горной, полной воздуха ночи.

Краснов уходит к «золотой» пещере вместе с чабаном и проводниками.

Я иду с другой группой на ближайшую разработку исландского шпата, к горе Крепость.

Тропа сбегает вниз, пересекает ручей, затем круто поднимается к высоким, в причудливых изломах, обнажениям известняков. В пещере перекинут широкий мост через узкую черную расщелину. Она очень глубока и далеко врезается в толщу породы. На противоположной стороне расщелины, опираясь на каменные уступы, тянется вверх по стене, к самому потолку пещеры, головоломная лестница, сделанная из двух поставленных одна над другой берез. Необрубленные сучья служат ступеньками. В левой стороне купола пещеры находится обширное углубление. Там тускло мерцают огромные ромбовидные кристаллы и змеятся жилы шпата, окруженные коричнево-ржавым «футляром» и многослойными натеками кальцита. В углублении сыро и холодно.

Вдвоем с рабочим геологической группы идем к другой, еще не обследованной пещере. Сдираем кору с берез и зажигаем ее. Факелы горят ярко, и нам видна каждая песчинка. Пройдя шагов пятнадцать по коридору пещеры, мы вынуждены остановиться. Ход резко суживается, с потолка и стен каплет вода. Мой спутник с трудом ползет дальше по узкому коридору и обнаруживает в конце его расширение, а в нем почерневшие остатки травы и кости оленей и серн. Несомненно, это очень старое логово какого-то крупного зверя: волка, рыси, а может быть, и барса. За логовищем ход круто поворачивает влево, но он очень узок, вода со стен течет струями. Изнутри горы дует сильный леденящий ветер и гасит факел. Дальнейшее обследование приходится отложить.