Александр Оленич-Гнененко - Избранное

Мы поднялись высоко. Впереди, на вершинах еще далекой Тыбги, белеют снега. Справа и слева от нас, в голубом тумане, сбегают с гор леса.

Из травы вылетел с негромким квохтаньем черный кавказский дрозд. По-змеиному вытягивая шею, с ближней пихты воровато и зло смотрит на нас сойка. Резкий звук ее голоса похож на шипенье кошки. В лесу не умолкают свист и щебетанье птичьей мелюзги: малиновок, зябликов, горихвосток, синиц.

Начался пихтовый лес с островами бука и граба. Все чаще попадается крупнолистый горный клен — явор. На высоте двух тысяч метров стоит старый одинокий тис с густой, низко надвинутой кроной. Короткая хвоя тиса иссиня-черна, и он возвышается среди светлой зелени буков и грабов, как черная пирамида.

Между зеленеющими деревьями лежат поваленные бурей и старостью их соседи и предки. Они покрыты разноцветной чешуей лишайника и мха. Одни из мертвых стволов переплели свои сучья с ветвями живых деревьев и как будто падают и не могут упасть. Другие, сломанные до половины, все еще поднимают над землей оголенные от коры могучие пни. Вокруг торчащих обломков растут молодые побеги. Многие из упавших стволов уже сгнили, но остались вывороченные их корнями холмы земли и сланца. Трава всюду примята оленями и медведями. У самой тропы чернеет полулунием свежевскопанная земля. Это рылся дикий кабан. Рядом четкий оттиск небольших и острых кабаньих копыт.

Мы выехали из пихтарников. На опушке их белым частоколом рассыпался березняк. За ним расстилается необозримая, полная свежести и света поляна — субальпийские луга пастбища Абаго. Здесь верхняя граница леса.

Слева от нас вздымается гряда черно-коричневых высоких гор — Абаго, Атамажи, Джемарук, Тыбга. На их вершинах, в каменных складках, лежат вечные снега и льды. По хребтам медленно катятся клубы тяжелых сизо-синих облаков. Синева заволакивает горы.

…В три часа послышались раскаты грома. Полил дождь. Сплошная пелена туч затянула горизонт. Пережидаем непогоду в туристском домике. Вскоре дождь перестал. С гор пополз серый туман. Все окутано им, как ватой. Снова раскаты грома и проливной дождь. Через час дождь прекратился совсем, тучи рассеялись. Лишь кое-где на склонах, зацепившись за верхушки старых пихт, курятся клочья тумана. В ущельях слоистой дымной грудой залегли «спящие» облака.

Продолжаем путь. Отсюда ясно видны снежные пятна на горах. Вершина Тыбги иссечена глубокими поперечными трещинами и белыми полосами снегов. Из-под огромной снеговой глыбы почти отвесно тянется к подножью хребта тонкая, извилистая нить: это река Малчепа, берущая начало в снегах Тыбги.

Показалось яркое предзакатное солнце. Субальпийский луг весь осыпан цветами. В зелени травы, среди поросших осокой кочек расплескались голубые озерки.

Внизу, в долинах и ущельях, далеко под нашими ногами, отдыхает громада белых облаков. Налево, в синей дымке влажного воздуха, в зеленых, голубых и розовых бликах высятся два утеса-близнеца: Ачешбок-Чертовы Ворота и зеленеют альпийские луга Пшекиша.

Насыщенный мельчайшими каплями влаги воздух создает необычайные сочетания цветов и оттенков. Синие и черные тени сгущаются внизу, ложатся на подножья гор. Вершины тонут в золоте вечернего света, в фиолетовом и розово-лиловом тумане. В узком ущелье у истоков реки Малчепы снега в грязевых полосах. Это пролившийся дождь испятнал снега и до краев наливает паводком тесное русло реки.

Засыпают пихты на грани лугов. Солнце скатилось за горы… Последние лучи окрашивают в алый цвет гряду белопенных облаков над далеким хребтом.

Алые отблески тускнеют. Серо-синие тени все гуще. Скоро ночь.

В меркнущей синеве неба возвышается перед нами черный конус горы Экспедиции. Острую вершину ее будто облило расплавленным серебром. Всходит луна. Светлый шар плывет над затихающими лесами. Вспыхнула яркая первая звезда. В похожем на юрту кочевника пастушьем шалаше горит костер. От костра тянет горьковатым смолистым запахом. Серой тенью мелькнула над пихтами летучая мышь. Как капли росы, сверкают в траве отяжелевшие после дождя светляки.

— Ходил я еще парнем по той стороне Пшекиша, в ущельях реки Киши, — рассказывает у костра Григорий Иванович Бессонный. — Слышу, ревет кто-то, как ишак: «и-о», а что за зверь — не знаю. Чаще всего зверь ревел в одном месте, в скалах над Кишой. Раз вечером, часов в семь, я туда пошел. Поднялся высоко в скалы, вижу: тропа в камнях пробита, крутая, узкая. Я по ступенькам забрался вверх, смотрю: пещера, а в ней полно костей разного зверя. У меня даже волосы дыбом встали: барс трудился!

Молодой я был, испугался, и место было беззащитное. Я быстро спустился вниз. Думаю, больше зверь не придет в пещеру: мой дух почует. Охочусь я на другой день на той стороне Киши. Слышу в; тех скалах, где я был: «и-о! и-о!» Барс опять там. Тогда я понял свое счастье: он уходил на охоту, когда я пробрался в его логово.

В другой раз я встретил барса на горе Ногой-Кошки. Он лез на скалы. Я стрелял в него — не попал. После того на северном склоне Пшекиша егерь Кубанской охоты Ермоленко ранил барса. Барс прошел по склону километров пять, там егерь и добил его на отроге Пшекиша. В заповеднике и теперь есть барсы. Шесть лет тому назад барс заел на горе Джемарук двух медведей. Сейчас барс живет на Чугуше. Его следы нашел и зарисовал зоолог Насимович у подножья Чугуша, в ущелье реки Березовой. Барс спускался туда ночью.

Отрог, где егерь барса убил, так и называется — Пантерниный бугор. Здесь много безыменных гор. Я сам назвал два хребта: Черкесский и Армянский. Когда не было заповедника, в эти места выезжали черкесы и армяне с семьями и стадами на все лето. Жили они там хуторами, балаганов до сорока.

Григорию Ивановичу под пятьдесят. Уже одиннадцать лет он бессменно работает наблюдателем в заповеднике.

Загорелое, бритое лицо Бессонного словно высечено из камня. У него острые, с постоянным прищуром глаза охотника. В глазах и тонких, сжатых губах — решительность и ум и временами — сурово-сдержанная улыбка. Говорит Бессонный скупо и точно. Несмотря на возраст, он по-молодому гибок, и походка его легка. Он идет неторопливо, осторожно выбирая место, куда поставить ногу. Этим неторопливым шагом он исходил хребты и леса заповедника.

Выехали рано утром. Прохладно. Ясная голубизна неба почти безоблачна. Едем опять субальпийским лугом пастбища Абаго. На влажной почве отпечатки оленьих копыт. Широкими полосами смятой травы легли медвежьи тропы. У подножья горы Экспедиции, на берегу замшелого озерка, заложен искусственный солонец. Земля вокруг него изъедена и истоптана оленями. Следов десятки, и все свежие. Добывая соль, олени выгрызли две глубокие ямы.