Константин Арбенин - Зимовье зверей

И время будто движется быстрей,
И память дышит паром из ноздрей —
Двух пар ноздрей двоих парнокопытных,
Чей тайный быт ещё сокрыт от любопытных.

Когда пурга и вьюга правят бал,
И танец их — отнюдь не рио-рита,
Легко представить, как же тосковал
Другой мой предок в коридорах Лабиринта.

Он был наполовину человек,
Но этот факт отнюдь не удлиняет век.
А судьи что, раз дело шито-крыто, —
В том шапито, что в самом эпицентре Крита.

Когда скрипят подводы на душе
И ком по горлу ходит бороною,
Мне будто бы не разобрать уже,
Что было не со мной, а что — со мною.

И в цепь соединяются века;
Хоть вся их тяжесть для быка не велика,
Но слезы — как из крана, ведь, сказать по чести,
У великана сердце в самом мокром месте.

Когда-то я был очень маленьким осликом,
Совсем неприметным, малюсеньким осликом,
Но мне не хотелось быть маленьким осликом —
Я ждал, что случится в судьбе перелом.

Вот время прошло — и теперь я стал взросленьким,
Не очень большим, но как будто бы взросленьким,
Не то чтобы взрослым, но всё-таки взросленьким, —
Я взросленьким стал, но остался ослом!

Могло ль быть иначе?
Конечно, могло б.
Да вот незадача —
Наука не в лоб!

Наука не в темя,
Не в жилу, не в рост!
Утрачено время,
Утеряно время,
Упущено время
Кобыле под хвост!

А всё почему? — Потому, что мешкаю,
Почти успеваю, но капельку мешкаю,
Всегда, постоянно, трагически мешкаю, —
Таков уж, видать, мой ослиный удел.

И вот я кочую по жизни с тележкою,
С огромной такой, неподъёмной тележкою,
С красивой, но очень тяжёлой тележкою —
Тележкой моих недоделанных дел.

И вот эту сдачу
Я чинно влачу.
Нет, нет, я не плачу,
Я просто плачу —

За то, что растратил
По мелочи шаг.
За скверный характер,
Упрямый характер,
Ослиный характер —
За то, что ишак!

Смешно полагать, что хоть что-то изменится,
Хотя бы на малую долю изменится,
Без всяких усилий возьмёт и изменится
И линия жизни прогнётся дугой.

Я только осёл, я не кот и не мельница,
Не кот в сапогах и тем паче не мельница.
А коли уже ничего не изменится,
То надо бы взять помириться с собой.

Обиду забуду
На старости дней.
Конечно, верблюду
Гораздо трудней.

Гиену, шакала,
Змею и козла
Судьба наказала,
С лихвой наказала,
Уже наказала —
Когда создала.

Мы держим путь неведомо куда,
Но мы не с жиру и не с салу бесимся!
Нас в путь ведет заветная звериная мечта,
Чтоб лето длилось восемь-девять месяцев!

То разменяем милю,
То разобьем версту,
Но что-то и в помине
Не видно ту мечту.

Но неувязка эта
Нас не собьёт с пути.
Искать нетрудно лето,
Искать нетрудно лето,
Искать нетрудно лето —
Куда трудней найти!

Признаюсь вам, когда мне плохо спится,
Я по ночам икаю от тоски.
Мне видится, что лето — это пегая ослица
И манною полны её соски!

Не смел бы возражать, но — право слово —
Мне сверху всё немножечко видней,
И вижу я, что лето — это рыжая корова,
А солнце вместо вымени у ней.

Различные картины,
Различные черты,
Но в общем-то едины
Мы в поисках мечты.

А разногласья — это
Не повод унывать.
Ах где ты, наше лето?
Ах где ты, наше лето?
Ах, наше лето, где ты?
Идём тебя искать!

Молчат дрозды, рассвет еще не близок,
Горит над сопками раскосая Луна.
Леса пусты — в них нет приличных лисов,
И я брожу по темной просеке одна.

Выхожу на большую дорогу,
Промышляю умом понемногу.
Лишь бобры, исчезая в тумане,
Уличают во лжи и обмане.

Ну а чем пробавляться лисе
В этом сумрачном диком лесу?
А за то, что обман различают не все,
Я ответственности не несу.

Ручьи оделись в ледяные платья,
Ежи и суслики забылись глупым сном.
Медведь и Волк мне дороги, как братья,
Но я как женщина мечтаю об ином.

Чистый воздух, рыбалка, охота,
Только мне не хватает чего-то.
А бобры, не видавшие жизни,
Обвиняют меня в феминизме.

А куда ещё деться лисе,
Коли не с кем наладить семью?
Ну а в том, что ко мне равнодушны не все,
Я вины своей не признаю.

А мне б рвануть в большой далекий город
И там шустрить, не покладая лап!
Я б утолила свой духовный голод
И всем талантам применение нашла б.

Я бы стала там главная прима,
Я бы всех без труда обхитрила…
А в лесу все одно — вечерами
Маята да дебаты с бобрами.

Вот и все, что осталось лисе
От наивных ее перспектив!
Мне не быть вольной птицею в полной красе,
А кружить рыжей дурой в лесном колесе —
Вот такой невеселый мотив.

Нас у бабуси раньше было двое —
Я серым был, а брат мой бел. И вот
Как раз под прошлый високосный Новый год
Я получил крещенье боевое,

А брат мой — дробь и яблоки в живот.
А ведь когда-то гуси были в чести,
И даже Рим они сумели спасти.
Да нам и целый батальон — ерунда.

Что с других — бульон, то с гуся — вода.
Он лег на стол гусятиной безликой,
Он кончил путь бабусиной едой.
Я ж, удрученный эдакой бедой,

Враз поседел и сделался заикой.
Да, я не белый, братцы, я совсем седой!
А если б нас не уводили на пир,
То мы б спасли не только Рим, но и мир,

Пощипали б легион — только так.
Что с других — мильон, то с гуся — пятак.
Да, мир суров, но я усвоил вкратце
Мысль одного ветеринарного врача.

Он говорил: гусь должен гогоча
С никчёмным серым прошлым расставаться.
И я расстался — задал стрекача.
Но я смеюсь, и, что смешнее всего, —

Что впору мне спасать себя самого.
Вот такие, боже мой, чудеса!
Что другим — помои, гусю — роса.

С Новым годом вас, лесные беглецы!
Щас мы вам устроим фокусы и цирк.
Мы явились к вам из сказочной земли
И сюрпризец — будьте нате — припасли.

Вот мешок, а в том мешке — добра немерено:
Может, брюква там, а может быть, горох?
Закрывайте-ка глаза, дышите медленно
И считайте, как положено, до трех.

Получайте наш обещанный сюрприз!
Вот вам зубы, вот вам когти — берегись!
Мы людишкам вас в обиду не дадим,
Сами быстро и по-доброму съедим.