Константин Арбенин - Зимовье зверей

Пожелайте нам любви и долголетия.
Становитесь — крылья вместе, лапы врозь.
Да на первое, второе и на третие
Рассчитайтесь-ка, пока не началось!

Нам вовеки не избыть своей вины,
Мы раскаянья и трепета полны.
Мы киваем вам повинной головой —
Это голод нас направил на разбой.

Просчитались, завалили напрочь миссию —
Что мы трое стоим против пятерых!
Объявите ж нам в честь праздника амнистию,
Оцените наш естественный порыв!

Я родился поутру
Во сосновом во бору,
В корабельной звонкой роще —
Мне бы быть немного проще!

Зимы в спячке коротал,
Шишек с неба не хватал,
Жил размерено и просто,
Но душа хотела роста.

А по весне в душе запели гусли —
Цыганский табор взял меня с собой.
Так начиналась жизнь моя в искусстве,
Так потерял я творческий покой.

Я цыганку полюбил, я с цыганами ушёл.
Промотался по одежде,
Осрамился по уму.
Поначалу было плохо, дальше стало хорошо.
Знать, башка моя медвежья
Привыкает ко всему.

С этим табором вперед
Мы шагали цельный год.
Я во все дела сувался,
Всесторонне развивался.

Но с цыганочкой своей
Я намаялся, ей-ей!
Все у ней не шито-крыто:
Не любовь — Кармен-сюита!

Я ей назло вязал узлами елки
И во хмелю чебучил черт-те что,
Губил талант, пока в одном поселке
Не повстречался с цирком шапито.

Я циркачку полюбил, от цыганки я ушел.
Убежал от жизни прежней,
Променял вранье на ложь.
Поначалу было плохо, дальше вышло хорошо.
Шкура грубая медвежья
Перетерпит все, что хошь.

Цирковая беготня
Затянула враз меня,
Под влиянием арены
Позабыты перемены!

Но с циркачкой — сущий ад,
У нее матриархат!
Ей тюленей было мало —
Все меня дрессировала.

Я нарезал круги на лисапеде,
Я умножал, дробил и вычитал.
Я стал таким начитанным медведем —
Своей циркачке, право, не чета.

И ушел я навсегда из искусств и из мужей:
Коль на личном фронте туго,
В целом — полная труба.
Поначалу было плохо, дальше стало все хужей.
И опять в медвежий угол
Загнала меня судьба.

Обо мне понавешали на уши всякой лапши:
Мол, и рылом не вышла, и рот у нее до ушей.
Но не видят поэты за рылом изящной души,
Да и я разглядеть не даю —
Гоню любопытных взашей.

Не найдете жемчужину правды в подобном вранье.
Лучше просто спросите — я вам свое кредо открою:
Даже если случилось родиться в свинячьей семье,
То не значит, что нужно всю жизнь оставаться свиньею.

Говорят, что визглива не в меру и слишком грязна,
Обзывают по-всякому: бочка, кадушка, брюзга!
Я другая по сути, да суть моя вряд ли нужна
Тем, которые видят во мне
Лишь сало да окорока.

С поросячьей поры стала я помышлять о другом,
И однажды решила, хлебая баланду из миски:
Даже если свинарник повсюду и свинство кругом,
То не значит, что нужно свинячить и мыслить по-свински.

Все глумятся, и только молочные детки мои
Знают правду про мамку, какой даже боров не знал, —
Как тепло и уютно под боком у мамы Свиньи,
Как суров и трагичен порой
Души поросячьей финал.

Мы теперь породнились и жить будем дружной семьей,
И на поиски лета отправимся общей тропинкой.
И пускай все чужие меня называют Свиньей,
Вы отныне меня называйте по-дружески Свинкой.

Здрасьте, звери. Вы ли это
Пели только что про лето?
Как живёте, звери? Хорошо?
Совесть никого не беспокоит?
Я ж насилу, звери, вас нашёл!
Девять вёрст исколесил в погоне!
Думал, вас медведь задрал,
Или волк живьём сожрал!
Я почти полдня бродил по бурелому,
Заблудился, перемёрз, жевал солому,
Не присел ни на минутку на пенек,
Сам себя едва сберег от паники,
А у них тут — новогодний огонек,
Да ещё с волками же в компании!
Мы их дома, прямо скажем, заждались,
А они гостят у медведей и лис!

Мы, батяня, не гостим,
Мы теперь здесь вместе обитаем.
Не пируем, даже не едим,
А скорее, просто доедаем.
Потому-то нам веселья не унять.
Только этого тебе, батяня, не понять.

Где уж мне понять-то, ётесь!
Ждём, когда же вы вернётесь!
Баба плачет, причитает, Богу молится,
Каждый час выходит за околицу:
Жить не может без гуся,
Без гуся худеет вся!
Да и я, друзья, грущу немножечко —
Сердце ноет целый день, под самой ложечкой.
Видно, в сердце том открылась рана,
Так сказать, навылет, ножевая.
Очень не хватает мне барана;
За Барана я переживаю!
Новый год — ведь это праздник, а без Свинки
Он не праздник, а какие-то поминки.
В рационе из-за вашего чудачества —
Сухофрукты, сухари и сухоовощи!
Возвращайтесь к нам, друзья, хотя бы в качестве,
Так сказать, гуманитарной помощи.

А зачем нам возвращаться?
Чтобы в мясо превращаться?

Я не съем вас, вот вам зуб!
Даже пальцем вас не трону!
Буду есть молочный суп,
Толокно и макароны!
Буду с вами божьим агнцем!
Стану вегетарианцем!
Мы ж теперича постимся,
Мы с попом теперь друзья.
К слову: как же без гостинца
Будут поп и попадья?
Вот придут к нам причащаться,
Опрокинут грамм по сто,
А закусывать? Общаться?
Чем, скажите, скрасить стол?
Трезвый поп и попадья голодная —
Дело это Богу неугодное!

Поп без мяса перебьётся,
Чтоб его не путал чёрт.

Без закуски поп сопьётся.
Он уже ни жив ни мёртв!..
А ещё придёт урядник —
После всех вечерних смен.
Он ведь нынче судит-рядит,
Не урядник — полисмен!
(Привинтил звезду шерифа на тулуп,
Брови сдвинул — притворился, что неглуп.)
Чтобы он судил-рядил себе лояльно,
Надо, братцы, поддержать его материально.
Что вам стоит накормить честну компанию?
А без вас — откуда взяться пониманию!

Это как — откуда взяться?
По сусекам, по подвалам…
У друзей твоих в хозяйстве
Животины что ли мало?
Эк они к чужой, однако,
Проявляют интерес!

У попа была собака —
Убежала сука в лес!
А у нашего шерифа — у урядника —
Эмигрировали куры из курятника,
Из яиц ему оставив только бой!
И какой он без яиц теперь ковбой!?
Всё сбежали! Даже козы и овечки!
Утекли, как ироды казанские!
Пожалейте, звери, души человечьи!
Прекратите ваши штучки партизанские!

Нет, отец, не прекратим.
Мы теперя жить хотим.
Мы — не мясо для паштета,
И не фарш для колбасы.