Иосиф Бродский - Стихотворения и поэмы (основное собрание)

как строить домик из винограда

или -- карточные ансамбли.

Все неустойчиво (раз -- и сдуло):

семьи, частные мысли, сакли.

Над развалинами аула

ночь. Ходя под себя мазутом,

стынет железо. Луна от страха

потонуть в сапоге разутом

прячется в тучи, точно в чалму Аллаха.

V

Праздный, никем не вдыхаемый больше воздух.

Ввезенная, сваленная как попало

тишина. Растущая, как опара,

пустота. Существуй на звездах

жизнь, раздались бы аплодисменты,

к рампе бы выбежал артиллерист, мигая.

Убийство -- наивная форма смерти,

тавтология, ария попугая,

дело рук, как правило, цепкой бровью

муху жизни ловящей в своих прицелах

молодежи, знакомой с кровью

понаслышке или по ломке целок.

VI

Натяни одеяло, вырой в трухе матраса

ямку, заляг и слушай "уу" сирены.

Новое оледененье -- оледененье рабства

наползает на глобус. Его морены

подминают державы, воспоминанья, блузки.

Бормоча, выкатывая орбиты,

мы превращаемся в будущие моллюски,

бо никто нас не слышит, точно мы трилобиты.

Дует из коридора, скважин, квадратных окон.

Поверни выключатель, свернись в калачик.

Позвоночник чтит вечность. Не то что локон.

Утром уже не встать с карачек.

VII

В стратосфере, всеми забыта, сучка

лает, глядя в иллюминатор.

"Шарик! Шарик! Прием. Я -- Жучка".

Шарик внизу, и на нем экватор.

Как ошейник. Склоны, поля, овраги

повторяют своей белизною скулы.

Краска стыда вся ушла на флаги.

И в занесенной подклети куры

тоже, вздрагивая от побудки,

кладут непорочного цвета яйца.

Если что-то чернеет, то только буквы.

Как следы уцелевшего чудом зайца.

1980

-----------------

x x x

М. Б.

То не Муза воды набирает в рот.

То, должно, крепкий сон молодца берет.

И махнувшая вслед голубым платком

наезжает на грудь паровым катком.

И не встать ни раком, ни так словам,

как назад в осиновый строй дровам.

И глазами по наволочке лицо

растекается, как по сковороде яйцо.

Горячей ли тебе под сукном шести

одеял в том садке, где -- Господь прости -

точно рыба -- воздух, сырой губой

я хватал то, что было тогда тобой?

Я бы заячьи уши пришил к лицу,

наглотался б в лесах за тебя свинцу,

но и в черном пруду из дурных коряг

я бы всплыл пред тобой, как не смог "Варяг".

Но, видать, не судьба, и года не те.

И уже седина стыдно молвить -- где.

Больше длинных жил, чем для них кровей,

да и мысли мертвых кустов кривей.

Навсегда расстаемся с тобой, дружок.

Нарисуй на бумаге простой кружок.

Это буду я: ничего внутри.

Посмотри на него -- и потом сотри.

1980

-----------------

Эклога 4-я (зимняя)

Ultima Сumaei venit iam carminis aetas:

magnus ab integro saeclorum nascitur ordo...

Virgil. Eclogue IV1

Дереку Уолкотту

I

Зимой смеркается сразу после обеда.

В эту пору голодных нетрудно принять за сытых.

Зевок загоняет в берлогу простую фразу.

Сухая, сгущенная форма света -

снег -- обрекает ольшаник, его засыпав,

на бессоницу, на доступность глазу

в темноте. Роза и незабудка

в разговорах всплывают все реже. Собаки с вялым

энтузиазмом кидаются по следу, ибо сами

оставляют следы. Ночь входит в город, будто

в детскую: застает ребенка под одеялом;

и перо скрипит, как чужие сани.

II

Жизнь моя затянулась. В речитативе вьюги

обострившийся слух различает невольно тему

оледенения. Всякое "во-саду-ли"

есть всего-лишь застывшее "буги-вуги".

Сильный мороз суть откровенье телу

о его грядущей температуре

либо -- вздох Земли о ее богатом

галактическом прошлом, о злом морозе.

Даже здесь щека пунцо'веет, как редиска.

Космос всегда отливает слепым агатом,

и вернувшееся восвояси "морзе"

попискивает, не застав радиста.

III

В феврале лиловеют заросли краснотала.

Неизбежная в профиле снежной бабы

дорожает морковь. Ограниченный бровью,

взгляд на холодный предмет, на кусок металла,

лютей самого металла -- дабы

не пришлось его с кровью

отдирать от предмета. Как знать, не так ли

озирал свой труд в день восьмой и после

Бог? Зимой, вместо сбора ягод,

затыкают щели кусками пакли,

охотней мечтают об общей пользе,

и вещи становятся старше на год.

IV

В стужу панель подобна сахарной карамели.

Пар из гортани чаще к вздоху, чем к поцелую.

Реже снятся дома, где уже не примут.

Жизнь моя затянулась. По крайней мере,

точных примет с лихвой хватило бы на вторую

жизнь. Из одних примет можно составить климат

либо пейзаж. Лучше всего безлюдный,

с девственной белизной за пеленою кружев,

-- мир, не слыхавший о лондонах и парижах,

мир, где рассеянный свет -- генератор будней,

где в итоге вздрагиваешь, обнаружив,

что и тут кто-то прошел на лыжах.

V

Время есть холод. Всякое тело, рано

или поздно, становится пищею телескопа:

остывает с годами, удаляется от светила.

Стекло зацветает сложным узором: рама

суть хрустальные джунгли хвоща, укропа

и всего, что взрастило

одиночество. Но, как у бюста в нише,

глаз зимой скорее закатывается, чем плачет.

Там, где роятся сны, за пределом зренья,

время, упавшее сильно ниже

нуля, обжигает ваш мозг, как пальчик

шалуна из русского стихотворенья.

VI

Жизнь моя затянулась. Холод похож на холод,

время -- на время. Единственная преграда -

теплое тело. Упрямое, как ослица,

стоит оно между ними, поднявши ворот,

как пограничник держась приклада,

грядущему не позволяя слиться

с прошлым. Зимою на самом деле

вторник он же суббота. Днем легко ошибиться:

свет уже выключили или еще не включили?

Газеты могут печататься раз в неделю.

Время глядится в зеркало, как певица,

позабывшая, что' это -- "Тоска" или "Лючия".

VII

Сны в холодную пору длинней, подробней.

Ход конем лоскутное одеяло

заменяет на досках паркета прыжком лягушки.

Чем больше лютует пурга над кровлей,

тем жарче требует идеала

голое тело в тряпичной гуще.

И вам снятся настурции, бурный Терек

в тесном ущелье, мушиный куколь

между стеной и торцом буфета:

праздник кончиков пальцев в плену бретелек.

А потом все стихает. Только горячий уголь

тлеет в серой золе рассвета.

VIII

Холод ценит пространство. Не обнажая сабли,

он берет урочища, веси, грады.

Населенье сдается, не сняв треуха.

Города -- особенно, чьи ансамбли,

чьи пилястры и колоннады

стоят как пророки его триумфа,

смутно белея. Холод слетает с неба

на парашюте. Всяческая колонна

выглядит пятой, жаждет переворота.

Только ворона не принимает снега,

и вы слышите, как кричит ворона

картавым голосом патриота.

IX

В феврале чем позднее, тем меньше ртути.

Т. е. чем больше времени, тем холоднее. Звезды