Расул Гамзатов - Живая богиня Кумари

Цимбалы и дудки звучат в унисон,
Пестрят и кружатся краски,
И вкруг меня колесом, колесом
Кружатся странные маски.

Лишь маски — повсюду… Иное лицо
Чуть видно из меди и золота.
Даже у парня — в носу! — кольцо:
Ноздри насквозь проколоты!

У женщины той — целый медный рудник
Блестит на груди, жáрок!
Совсем как у милых землячек моих —
Карибских наших аварок…

Не зря я родные вспомнил места…
Собачья взвихрилась драка,
Как дома у нас, как там, в Ората,
Там, близ родного Хунзаха.

Здесь — борются. Там, натянув тетиву,
Стрелы пускают метко,
И птица падает на траву
Как тряпка, как сбитая ветка…

Канатоходцы?.. И это есть!
И здесь этот спорт в почете.
Зажгутся костры — королеве в честь,
Искусников там найдете!..

Звенят колокольцы, звенят в унисон…
Как в сказке, пестреют краски,
И вкруг меня колесом, колесом
Кружáтся странные маски.

Кружáтся, в пространство глаза вперив,
Так слаженны их движенья!
О мáндала! Древний индийский миф,
Вижу твое круженье.

Ну, маска!.. До самых ушей — оскал!
Должно быть, рука сжимала
Тот нож, которым славен Непал,
Кукри — ятаган Непала.

Он так остер, тот непальский меч,
Что по первому зову
Мог бы одним ударом отсечь
Голову у коровы!

Но у коровы судьба не та!
Коровы живут отменно,
Ибо в Непале корова — свята,
Она неприкосновенна…

…Кружится, звеня, череда подруг,
Сверкает гирлянда света…
Звенят браслеты на сгибах рук,
На ножках звенят браслеты…

О, если б меж тоненьких танцовщиц,
В их золотом пожаре,
Мелькнула бы лучшая из цариц,
Она, богиня Кумари!

Но нет ее здесь… И совсем темно
В стеклах ее оконных.
Наверно, спит богиня давно —
Она ведь еще ребенок.

…Праздник окончен. Утих байрам
С песнями, гиком, свистом…
Идем, как по старым, рваным коврам,
По улицам каменистым.

Мелькают дальние огоньки…
Отелей свет многооких…
Видим: дворцы… Невысоки
Дворцы у принцев высоких!..

Движемся медленно, не спешим,
Нам же все интересно.
Улицы здесь узки для машин,
Нашему «ЗИЛу» — тесно.

В крайний проулок пройти нельзя:
Корова там развалилась.
Просит водитель, пред ней лебезя:
— Подвиньтесь, сделайте милость!

Домиков глиняных тесный ряд
Будто к земле прижатый,
Вот так же в Балхаре чаны стоят,
Которые бьют ребята.

Базар за базаром… Меж них — казино.
Еще казино — на крути.
Такие видал я уже давно,
Помню, еще в Бейруте…

Знаю: прекрасный город разбит,
Обезображен жестоко.
В дымных руинах теперь лежит
Этот Париж Востока…

Дальше идем… Монахов приют,
Речка бьется о кáменья…
На берегу покойника жгут,
Труп — в языках пламени…

В воду слетает пепел и грязь,
Осколки, битые крынки…
Рынок… Кого не увидит глаз
Здесь, на восточном рынке!

— Сюда! — зовет одессит-остряк,
Видно, торговец прыткий. —
Поскольку вы вроде бы мой земляк,
Зайдите! Для вас со скидкой!

Кашмирские шали… Четок гора.
Святая водица. Ткани.
Птицы блистающего пера.
Рядом — живые лани…

Взвешивают, мерят добро,
Громко божась и ссорясь…
Все продается: шелка, серебро,
А заодно и совесть.

А покупатели? Пестрая смесь!
Каждый — в своем типе.
Американцы. Французы — здесь
И старики. И хиппи.

Битники… Как разгадать их пол?..
Все стандартно одеты.
Юноша это сейчас прошел?..
Или девушка это?..

Узкие джинсы — на всех подряд.
Сорочки — пестры, не новы, —
Как философии этих ребят,
Их скептицизм грошовый…

…Народ набивается в казино,
Стихает шум на базаре.
А я смотрю… Не зажглось ли окно,
Не видно ли в нем Кумари?

Девочка-богиня! Чудо-птица!
Малый птенчик в клетке золотой!
Слышишь?.. Я пришел к тебе проститься,
Уезжаю. Мне пора домой!

Вновь стою у твоего оконца,
Снова я нетерпеливо жду,
Скоро ли блеснешь ты, дочка солнца,
Золотая рыбка Катманду?

Хоть сквозь эти узенькие дверцы
Покажи прелестное лицо,
Символ мира, светлый образ детства,
Радости весенней деревцо!

О, апрельский персик всех безгрешней!
Нежный, как невинности напев!
Майская прозрачная черешня —
Знак ее на лбу у королев!..

Косточка — горчинка абрикоса,
Вишенка, что соком налита!
Выйди! Доплети тугие косы!
Покажись, о девочка-мечта!

Что ты медлишь?.. Поскорее выйди!
Сердце ожиданьем изошло…
Может быть, Кумари, ты в обиде?
Кто посмел тебе содеять зло?!

Древнее ожившее преданье
В нимбе золотистого венца!
О богиня!.. Вон какое званье
У такого малого птенца!

Выйди! Выйди!.. Распахнулись створки…
Появилась… Близится сюда…
Но тотчас заметил взгляд мой зоркий,
Что она — иная, как всегда.

Чуть вздохнула… Задрожала губка…
Почему, Кумари, ты бледна?..
Что с тобою, тихая голубка?!
Чем душа твоя угнетена?

Девочка, ты для меня — загадка.
Я смотрю и не могу понять:
То ль сейчас ты рассмеешься сладко,
То ль вот-вот готова зарыдать?

Прошепчи мне, гибкая тростинка,
Шепот твой услышу я, любя, —
Искра смеха иль слезы росинка
На густых ресницах у тебя?

Не скрывай, признайся откровенно:
Может, сны твои нехороши?
Разберусь я, взрослый, постепенно
В состоянии твоей души.

И, тебя жалея неустанно,
Грусть твою, богиня Катманду,
На язык аварский наш, гортанный,
Для моих друзей переведу.

Девочка, беда с тобой стряслась…
Вот я — дома… Но забыть не в силах
Губ твоих дрожащих, этих милых
И обиженных по-детски глаз.

Да, и здесь, в родимом Дагестане,
Даже ночью, даже и во сне
Твой тоскливый взгляд мне сердце ранит,
Птицею трепещешь ты во сне.

Я узнал, в чем боль твоя, бедняжка,
Страх, что я прочел в твоих глазах,
Что твое сердечко давит тяжко,
Он оправдан жгучий этот страх.

Понял я: ты не дитя отныне
И тебе — судьбу свою кляни! —
Быть, Кумари, светлою богиней
Остаются считанные дни.

Зрелость наступает. Зрелость близко.
А едва придет она — тогда
Из богов, из золотого списка
Вычеркнут бедняжку без суда.