Иван Суриков - Стихотворения

«Уверишь братьев ты навряд,—
Сказали посланные мужи,—
Что за тобой Василько взят:
Ты взял, — вина твоя наруже».
И разошлися до утра,
Чтоб с новым днем по льду Днепра
Под стольный Киев перебраться
И с князем в поле посчитаться.

Не захотел пропасть в бою
Великий князь, объятый страхом.
Жалея голову свою,
Тогда бежать задумал к ляхам,
И, матерь русских городов,
Он Киев кинуть был готов;
Но не пустили киевляне
Его, бояся большей брани.

Нет, не успеет Мономах
Достигнуть утром переправы:
Чем свет весь Киев на ногах;
Но не воздвигнут величавый
Стяг Святополка у ворот,
Дружина княжья не зовет
Смущенных граждан к обороне,
И не стучат мечи о брони.

Великий князь, земли глава,
Боится пасть в бою открытом,
И Всеволожская вдова
Идет с отцом-митрополитом
В стан Мономаха: весь народ,
Сопровождая крестный ход.
Усердно молится иконам,
И полон город красным звоном.

Перед Владимиром склонясь.
Скатала старая княгиня:
— Будь милосерд, родной мой князь!
К тебе пришли мы с просьбой ныне.
Князь, покажи нам милость въявь
И новой скорби не прибавь
В правдивом гневе к нашим болям,—
Тебя о том мы слезно молим.

Земли защитник ты, не враг.
Не половчин, не Торчин ярый! —
Заплакал горько Мономах,
Услыша вопль княгини старой.
И говорит он братьям речь:
«Ужель нам землю не беречь?
Ее отцы трудом стяжали,
А мы терзать в раздорах стали!

Как сын, Василько мной любим,—
Но обреку ль бедам и мщенью
Людей невинных перед ним
И не причастных преступленью?
Пусть бог воздаст его врагам
По их неправедным делам,
Но мы невинных не осудим».
И дал он мир земле и людям.

Волынь в тревоге. Снова рать,
И дух вражды опять повеял.
Князь Володарь заставил сжать
Давыда то, что он посеял.
Василько им освобожден;
За ослепленье и полон,
За муки все отмстить заклятым
Своим врагам идет он с братом.

Уже не в силах Мономах
Остановить кровопролитья,
И пробудил Давыда страх.
Как гром от сладкого забытья.
Его советники бегут:
Но братья требуют на суд
Их, виноватых в грозной брани.
И ставят виселицы в стане.

И должен выдать их Давыд.
И должен сам понесть бесчестье.
Слепец разгневанный грозит
И Святополку страшной местью.
Став с Володарем на Рожне.
Предать разгрому и войне
Без сожаленья и пощады
Он хочет княжеские грады.

В душе Василька ночи тень.
И этот мрак, как смерть, ужасен.
А божий мир так светел. День
Весенний радостен и ясен;
Деревья в зелень убраны;
Тепло, но веянье весны
Грудь Ростиславича не греет;
В ней скорби лед, в ней злоба зреет.

Луч солнца ласково скользит
По золоченому оплечью —
Не видит солнца князь; громит
Он Святополка грозной речью.
«Вот чем мне клялся стольный князь!» —
Воскликнул он, остановясь
Перед дружиной боевою,
И поднял крест над головою.

«Он отнял свет моих очей,
Теперь отнять и душу хочет.
И так я нищего бедней!
Я рад бы плакать, но не точат
Мои слепые очи слез,
И грудь больную злее ос
Терзают страшные недуги…
За жизнь мою постойте, други!»

Пал Святополков скоро стяг,
Великокняжая дружина
Бежит, разбитая во прах.
Покрыта павшими равнина.
Где совершен упорный бой;
Но не ликует князь слепой,
Победы славной слыша звуки,
А говорит, поднявши руки:

«От верных ратников моих
Бегут и пешие и кмети
Уже не первый раз; для них.
Как пир, утешны битвы эти.
А я, несчастный, слыша гром,
Могу лишь в воздухе мечом
Махать, грозя врагам безвредно,
Меня не тешит крик победный.

На свете горько жить слепцу.
Что мне в моей ненужной силе,
Коль не могу лицом к лицу
С врагом сойтися? — Лишь в могиле.
Когда придет моя пора,
Увижу ясный свет утра
Я после долгой, страшной ночи,
И только смерть вернет мне очи!..»

Затужился, запечалился
Муж Терентий, сокрушается.
Ходит взад-вперед по горенке
Да кручиной убивается.

У Терентия, мужа старого,
Злое горе приключилося:
У жены его, красавицы.
Злая немочь расходилася.

Началась она с головушки.
Ко белым грудям ударилась,
Разлилась по всем суставчикам…
Брал он знахарку — не справилась.

И поили бабу травами.
И в горячей бане парили.
И с угля водою прыскали,
Да злой немочи не сбавили.

Немочь, знай, над бабой тешится.
Неподатная, упорная;
Знать, что немочь та не пришлая,
А людями наговорная…

Хороша жена Терентьева:
Заглядишься, залюбуешься;
Немочь злую ее видючи,
Разгрустишься, растоскуешься.

Вот лежит она в постелюшке.
Грудь высоко поднимается,
И ее густая косынька
По подушке рассыпается.

Жаром пышут шеки белые,
И под длинными ресницами,
Очи черные красавицы,
Блещут яркими зарницами.

Руки полные раскинуты,
Одеяло с груди сбилося.
Прочь с плеча рубашка съехала.
И полгруди обнажилося.

«Ох, Терентий-муж, Данилович,
Тяжело мне, нету моченьки! —
Говорит она, вздыхаючи,
На него уставя оченьки.

Ты сходи-ка в ту сторонушку,
Где игрой гусляры славятся;
Пусть меня потешат песнями,
Может, немочь и убавится».

Молодой жене Данилович
Не перечит, собирается;
Взявши шапку, за гуслярами
В дальний город отправляется.

Ходит муж Терентий городом.
Выбивается из моченьки,
А гусляров не видать нигде…
Время близко темной ноченьки.

Еле двигает Данилович
Свои ноженьки усталые;
Вот ему навстречу с гуслями
Идут молодцы удалые.

Идут молодцы удалые.
На гуслях своих играючи,
Звонкой песнею, потешною,
Люд честной позабавляючи.

Поклонился им Данилович:
«Ой, вы, ой, гусляры бравые!
Причинили мне невзгодушку
Люди злые и лукавые.

Помогите мне в кручинушке.
Что нежданная случилася:
У жены моей, красавицы,
Злая немочь расходилася».

Рассказал им все Данилович.
Как и что с женой случается.
Как она в постеле мечется.
Как огнем вся разгорается.

— Да, печаль твоя великая,
Сокрушеньице немалое!..
Что ж, мы немочь бабью вылечим,
Дело это нам бывалое.