Иван Суриков - Стихотворения

Полезай в мешок холстиновый
И лежи в нем без движения;
Коль не хочешь — не прогневайся,—
Не возьмемся за лечение.

Мы пойдем в твои хоромины,
Словно с ношею тяжелою,
Потешать твою хозяюшку
Пляской бойкою, веселою.

Свой мешок под лавку бережно
Сложим мы, как рухлядь мягкую.
Станем петь, а ты смирнехонько
Притаись — лежи под лавкою.

Трудно будет мужу корчиться,
Да зато жена поправится,
От своей мудреной немочи
Навсегда она избавится.

Под окном жены Терентьевой
Ходят молодцы, играючи,
Мужа старого, Данилыча,
На плечах в мешке таскаючи.

Их игру жена Терентьева
Услыхала, поднимается,
И к окну она из спаленки
Скоро-наскоро бросается.

«Ой, вы, молодцы удалые!
Вы, гусляры поученые!
Ваши песенки потешные!
Ваши гусли золоченые!

Вы Терентья не видали ли,
Не видали ли немилого,
Мужа старого, Данилыча,
Пса смердящего, постылого?»

— Не тужи, жена Терентьева,
Что ты старому досталася,—
Не тужи, вернулась волюшка:
Ты одна-одной осталася.

Твой Терентий-муж, Данилович.
В чистом поле под ракитою.
Меж колючего репейничка.
С головой лежит пробитою…

Над седой его головушкой
Черный ворон увивается,
Да вокруг его пушистая
Ковыль-травонька качается…

Молода жена с гуслярами
Песней, пляской забавляется,
А Терентий-муж под лавкою
Чуть в мешке не задыхается.

Ходит баба вдоль по горенке.
Пол подолом подметаючи,
Мужа старого, Данилыча,
Проклинаючи, рутаючи.

«Уж ты старый пес, Данилович,
Спи ты в поле под ракитою!
Я потешусь, молодешенька,
Вспомню молодость забытую!

Спи ты, тело твое старое
В чистом поле пусть валяется,
Пусть оно дождями мочится
Да песками засыпается.

Загубил мою ты молодость.
Света-волюшки лишаючи,
За дверями, под запорами
Красоту мою скрываючи…»

— Эй, ты слышишь ли, Данилович,
Как жена здесь разгулялася.
Как ей весело да радостно,
Что ей волюшка досталася?

Над твоей она над старостью,
Муж немилый, издевается…—
И не вытерпел Данилович —
Из-под лавки поднимается.

Молода жена Терентьева
Побелела, зашаталася,
А из спаленки красавицы
Стенкой немочь пробиралася.

Миг один — и немочь скрылася…
Не поймаешь вольну пташечку!
Только видел муж Данилович
Кумачовую рубашечку…

Точно море в час прибоя.
Площадь Красная гудит.
Что за говор? что там против
Места лобного стоит?

Плаха черная далеко
От себя бросает тень…
Нет ни облачка на небе…
Блещут главы… Ясен день.

Ярко с неба светит солнце
На кремлевские зубцы,
И вокруг высокой плахи
В два ряда стоят стрельцы.

Вот толпа заколыхалась,—
Проложил дорогу кнут:
Той дороженькой на площадь
Стеньку Разина ведут.

С головы казацкой сбриты
Кудри черные, как смоль;
Но лица не изменили
Казни страх и пытки боль.

Так же мрачно и сурово,
Как и прежде, смотрит он,—
Перед ним былое время
Восстает, как яркий сон:

Дона тихого приволье,
Волги-матушки простор.
Где с судов больших и малых
Брал он с вольницей побор;

Как он с силою казацкой
Рыскал вихорем степным
И кичливое боярство
Трепетало перед ним.

Душит злоба удалого,
Жгет огнем и давит грудь,
Но тяжелые колодки
С ног не в силах он смахнуть.

С болью тяжкою оставил
В это утро он тюрьму:
Жаль не жизни, а свободы.
Жалко волюшки ему.

Не придется Стеньке кликнуть
Клич казацкой голытьбе
И призвать ее на помощь
С Дона тихого к себе.

Не удастся с этой силой
Силу ратную тряхнуть,—
Воевод, бояр московских
В три погибели согнуть.

«Как под городом Симбирском
(Думу думает Степан)
Рать казацкая побита,
Не побит лишь атаман.

Не больна мне та обида.
Та истома не горька,
Что московские бояре
Заковали казака.

Что на помосте высоком
Поплачусь я головой
За разгульные потехи
С разудалой голытьбой.

Нет, мне та больна обида,
Мне горька истома та,
Что изменною неправдой
Голова моя взята!

Вот сейчас на смертной плахе
Срубят голову мою,
И казацкой алой кровью
Черный помост я полью…

Ой ты, Дон ли мой родимый!
Волга-матушка река!
Помяните добрым словом
Атамана казака!..»

Вот и помост перед Стенькой…
Разин бровью не повел.
И наверх он по ступеням
Бодрой поступью взошел.

Поклонился он народу,
Помолился на собор…
И палач в рубахе красной
Высоко взмахнул топор…

«Ты прости, народ крещеный!
Ты прости-прощай, Москва!..»

И скатилась с плеч казацких
Удалая голова.

На святой Руси, в Новегороде,
Жил богатый гость, звали Садкою;
Прежде Садко был бедняком бедняк.
А потом казну мерил кадкою.

Где же Садко так разжился казной.
Отчего же так Садко стал богат?..
Садко был гусляр, на пирах играл;
Садке грош дадут — Садко грошу рад.

Раз он ходит день — не зовут играть.
Ходит он другой — хоть бы кто позвал,
И на третий день Садке зову нет,
На четвертый день Садко грустен стал.

Он пошел тогда к Ильмень-озеру,
И над озером Садко стал играть;
Звуки чудные полились, дрожат —
Встрепенулася озерная гладь.

Всколыхнулося Ильмень-озеро —
И подводный царь перед Садкой встал,
Говори! ему: «За игру твою
Наградить хочу, — хорошо играл!

Награжу тебя, будешь в почести.
Золотой казной будешь ты богат.
Ступай в Новгород, бейся, Садко, ты
С новгородцами на велик заклад.

Заложи ты им свою голову —
А они в заклад пусть кладут товар,—
Что поймаешь ты в Ильмень-озере
Золотых трех рыб, золотых, как жар.

Как побьешься ты с новгородцами
На велик заклад — приходи сюда,
Закинь в озеро невод шелковый,—
Золотых трех рыб тебе дам тогда».

Всколыхнулося Ильмень-озеро,
Всколыхнулося во всю ширь и мочь —
И подводный царь под водой исчез,
И от озера пошел Садко прочь.