Иван Суриков - Стихотворения

Тихо… Отчего же
В сердце у меня
Не стихает горе
Прожитого дня?

Отчего ж так больно
Скорбь сжимает грудь?..
Боже мой! От горя
Дай мне отдохнуть!

Ночь тиха, сад объят полутьмою,
Дремлют липы над сонным прудом;
Воздух дышит цветущей весною;
Мы сидим пред раскрытым окном.

Светят яркие звезды над нами;
Кротко месяц глядит с высоты,
И его голубыми лучами
Облитая, задумалась ты.

Очарован твоей красотою,
Я любуюсь тобою без слов…
В нашу комнату тихой струею
Льется запах душистых цветов.

И прошу в этот час я не много:
Чтобы дни твои тихо текли,
Чтобы жизни печаль и тревога
В твое сердце пути не нашли.

Из роз душистых мы венки
На кудри возложили,
Под звуки лиры золотой
Смеялись мы и пили.

Под звуки лиры золотой
И нашего напева,
Красный тирс держа в руках.
Кружились в пляске девы.

И мягкокудрый мальчуган
Играл нам на пептиде,
И винодатель бог Лиэй
Лобзал уста Киприды.

И Феб туманной головой
Над чашею склонился.
И разрумяненный бог Вакх
Под стол уже свалился.

И весел был и шумен пир,
И напилися боги,
И позабыли про свои
Небесные чертоги.

Весной всего милей мне жаворонок звонкий.
И пение ею отрадно слышать мне
В полях еще лежит снег пеленою тонкой,
А он уже поет песнь громкую весне.
Доволен долею он скромного поэта;

Кружася к вышине, он счастлив без конца.
Творит он песнь свою средь воздуха и света.
Но людям не видать весеннею певца.

Ею не уловить внимательному взгляду.—
Доступен он вверху лишь солнечным лучам:
В блаженстве творчества находит он награду
За песни, за любовь к весне и к небесам.

Над полем, в воздухе, для глаз недостижимый.
Он реет, потонув в роскошном блеске дня.—
И льется песнь его и носится незримо.
От утренней зари до вечера звеня.

И прямо и легко, как чистое паренье
Молитвы искренней, возносится она…
Вот отчего люблю я жаворонка пенье:
Я чувствую, что им душа просветлена.

Утро. Блещет роса, и сквозь лес от зари
Яркий свет на поля разливается.
За рекой, на лугу, по росе косари
Идут, косят траву, наклоняются.

«Эй, ты, что ж отстаешь, соловей записной,
Точно двигаешь бабу тяжелую?
Размахнись посмелей да пошире косой
И ударь-ка, друг, песню веселую!..»

И плечистый косарь вдруг кудрями тряхнул,
Поднялася ею грудь высокая,—
Он кудрями тряхнул и легко затянул:
«Ах ты, степь ли моя, степь широкая!

Поросла-убралась ты травой-ковылем,
Да песками ты, степь, позасыпалась;
На тебе ль от беды, на просторе степном.
Не одна голова вихрем мыкалась.

И горела трава, дым до неба стоял,—
Вырастали могилы бескрестные:
По ним вихорь ходил, гром над ними стучал
Да кружились орлы поднебесные!..»

Подхватила артель, дружно песня звенит
И по чистому полю разносится;
Упадая, трава под косами шумит,—
Как-то легче она с песней косится.

Ворота у рубах все расстегнуты, — грудь
Дышит легче, свободнее голая;
Дружно косы блестят, дружно ноги идут,
И спорится работа тяжелая.

Полдень. Солнышко в небе высоко стоит,
От жары нет терпенья и моченьки:
Плечи, голову, руки и жгет и палит,
И невольно слипаются оченьки.

Всех стомила жара, всех замаяла лень,
И, под гнетом тяжелой дремотушки,
Люд рабочий от солнышка прячется в тень,
Отдохнуть от жары, от работушки.

Лошадь щиплет траву и лениво жует.
Тупо смотрят глаза полусжатые;
Точно плетью, хвостом мух стегнет да стегнет,—
Не дают ей покоя, проклятые.

Спят в тени косари, лишь лохматый барбос,
Весь объятый какою-то негою,
Глаз при щуря, глядит на пушистый свой хвост…
Вот и он задремал под телегою.

Только мухи жужжат да в траве треско;
Кто-то свищет там в ней, надрывается;
Чуть заметно трава ветерком полудня
Кое-где под кустом наклоняется.

Точно в раме река тростником поросла,
Спит, дремотой полдня очарована;
Из травы пустельга лишь взмахнет, как
И повиснет вверху, как прикована.

Солнце за лес зашло, потянул холодок.
Всколыхнул на реке влагой чистою,
И в лицо косарей вдруг пахнул ветерок
Из-за леса прохладой душистою.

Потянулся один, потянулся другой,—
Вот и все, — и рукой загорелою
Протирают глаза и речною водой
Освежают лицо запотелое.

Взяли косы, бруском наточили, идут…
Берегися, трава ты зеленая!
Ох, недолго тебе красоваться уж тут,—
Упадешь ты, косой подкошенная!

И с родимых полей тебя люди сгребут,
Иссушенную травушку бледную.
Как невесту, в чужую семью увезут
На житье горемычное, бедную!

Заря занимается, солнце садится.
Сияют деревья в огне золотом;
Тень от лесу движется, шире ложится.
Ложится на землю узорным ковром.
Домой косари потянулись с косами,
Их грустные песни звенят средь полей,—
И в воздухе пахнет травой и цветами.
Спускается вечер с прохладой своей.

День вечереет, облака
Лениво тянутся грядою.
И ночи тьма издалека
Идет неслышною стопою.

Идет и стелет по полям
Ночные тени осторожно,
И слышит ухо тут и там,
Как тонет в тьме звук дня тревожный

Пора на отдых, на покой,
Заботы в сторону дневные;
Уж над усталой головой
Летают образы ночные.

Утро. Тихо. В небе зоренька
Ярко пышет, разгорается.
Поле спит, росой покрытое.
Под росой трава склоняется.

На заре косарь траву косит
Косой острою, широкою;
Он косит, закрыт до пояса
Травой сочною, высокою,—

И поет про степь родимую,
Волгу-реченьку глубокую
Да про девицу любимую,
Молодую, черноокую.

Как с сироткой повстречался он,—
Их любовь сойтись заставила;
Как нужда, злодейка лютая,
Молодой их век замаяла.