Виталий Каплан - Стихотворения

Когда падет последняя печать,

Когда остынет в синей кружке чай -

Тогда я выйду на свою дорогу.

Тогда уж я пройду по синеве,

И пусть кругом чернеет белый свет -

Я все равно займусь его побелкой.

А если будет солнце жечь меня -

Так я пройду сквозь озеро огня.

(Ботинки вот придется только снять,

Но огненное озеро мне мелко).

Ведь я – река, я – небо, я – песок,

И не грози Фортуны колесом,

Поверь – судьбы мне нечего бояться.

Засунут в гроб – и в гробе я живой,

Лишь захочу – развею колдовство

И обниму сосны горячий ствол,

И буду жить, и плакать, и смеяться.

А ты, забытый в будке старый пес?

Я не хозяин твой, я только сгустой грёз

И я слабее муравья любого.

Пойми, дружок – я только лишь мираж,

Я – лес, я – дом, я – доски, я – гараж.

Я просто бред – я бред злосчастный ваш,

Я просто дым – и я сильнее Бога.

1986 июль

Когда в минуту расставания

Ты шла со мной по темной лестнице,

К тебе прикован был словами я.

И свет белеющего месяца

Упал на губы твои сжатые,

Когда мы вышли из подъезда.

Тебя к своей груди прижал бы я,

Но ты сказала: "Здесь не место".

И мы пошли по пыльной улочке,

Залитой морем света лунного,

Шагали меж домов чернеющих,

И ты о чем-то грустном думала.

Потом пришла та боль последняя -

Мы вышли вскоре к остановке,

Приплыл автобус триста семьдесят,

И ты пропала…

Ночью снова

Проснулся я от света месяца,

Пронзительного, злого света,

И снова вспоминал ту лестницу,

Которой вовсе нет на свете.

1986 сентябрь

Был суд. Судили нас,

Всех семерых судили разом.

Наверно, помутился разум,

Но ведь куда ни падал глаз -

Везде белели стены, и толпа

Сидела на скамейках чинно.

Все в черных смокингах мужчины.

От люстры тень

На них ложилась, как печать.

Но впрочем, главное не это.

Вот вышли судьи в париках

Из внутреннего кабинета -

И потекла река.

Слова стучались о слова,

Катилось время на колесах

Несмазанных, и скрип колес

Был как гвоздем по сердцу.

Вот прокурор окончил речь

И сел, парик свой снял

И лысину утер платочком серым.

А мы, все семеро,

Сидели на скамье, отполированной

Задами грешником за тыщу лет.

За что? Мы не пролили крови,

Не вытащили грош у сироты,

Но очевидно, главное не это -

И мы подведены под монастырь.

Потом досталось слово адвокату,

И он воспользовался им

Весьма искуссно,

И трещали копья,

И стлался дым пороховой.

Но вот он кончил. Головой

Своей ог дорожил не меньше прокурора,

Ее платочком белым он утер,

И дальше покатилось время,

И скрип колес до сердца доходил,

Молчали в зале. Ведь для них

Мы были варварами на арене,

И лев уже облизывал клыки,

И пальцы опустили они вниз.

Они все ожидали приговора -

И приговор был оглашен.

Зловещий суффикс "изм"

(К нему сводились наши преступленья)

Упал на нас как черная печать.

Хотелось крикнуть: "Ложь!" -

Да не смогли кричать, сдавило горло.

А люстра вдруг качнулась в вышине,

И свет от люстры, ядовито-желтый

Обрушился плитой тяжелой

На скамью,

Где мы сидели в обрамленьи стражи.

Не стану врать – нам страшно

Стало, когда нас повели

По искривленным пыльным коридорам.

Куда? Да кто их разберет, куда…

Пора проснуться, проломить барьеры,

Чтобы над нами прежняя звезда

Зажглась. Пора напиться веры

И вылезти из-под обломков сна,

Где суд, и судят нас.

Всех семерых.

1987 март

А может, это мартовское небо

И талый снег – всего лишь только сон,

А явь – она, наверно, будет в том,

Что по миру иду с краюхой хлеба

И солнца белого полуденный огонь

Меня палит с усталым равнодушьем.

В пыли косые тени. Плохо, душно,

Все здесь не то. Да я и сам другой.

Иду босой, под раскаленным небом…

Дойти б до леса, лечь лицом в траву,

Забыть о всем, что было наяву,

Уснуть – и вскоре зашагать по снегу,

Набрать воды в ботинки, но дойти

До остановки пятого трамвая.

Войти в вагон. Билет не отрывая,

Два трояка небрежно опустить.

Потом – домой по мокрому асфальту.

Пешком. А солнце в синей глубине,

А ветер волосы взъерошит мне,

И надо мне на все смотреть сквозь пальцы.

Ведь жизнь бежит, как струйка по песку,

По камню мчась, и камень разъедает.

И лишь порой тревога сердце сдавит

И боль ударит камнем по виску,

И я проснусь. Проснусь в траве горячей,

Нащупаю потертую суму,

И может быть, не сразу я пойму,

Откуда я и кто. Зачем я прячу

За пазухой кривой булатный нож.

Пойду, однако, по лесной дороге.

Настанет ночь, и месяц тонкорогий

Зальет лучами поле. Выйду в рожь,

Улягусь под огромною копною,

Краюху зачерствевшую умну,

Глаза закрою, вытянусь, усну

И, убаюкан странной тишиною,

Вернусь туда, где солнце не палит,

Где талый снег, трамвай и в дымке время.

…Вот так и жить в двух разных измереньях.

Жаль, что висок не вовремя болит.

1987 апрель

Кто строит дом из дыма,

Кто строит дым из дома,

Кто просится на дыбу,

Кто просит свою долю.

Кто проживет без пищи,

Лишь воздухом питаясь,

Кто антрикоты ищет

И пачками глотает,

Кто строит дым из дома,

Кто, веря в дом из дыма,

Ползет по коридору

За липкой коркой дынной.

…Журчит река печалей,

Весло надежней слова.

Когда же я отчалю

От берега ночного?

1987 апрель

Рыбы имеют жабры -

Такой уж их рыбий жребий.

Имеют жабры и жабы.

…Жемчужное ожерелье

Носит желтая жаба

И носит жирная рыба,

И в жабрах их скрыта жалость,

Коль нет души. Что ж, спасибо,

Что жабры даны тем жабам,

Тем грустным желтым рыбам…

…Не надо ругаться с жаром,

Что толку рыдать с надрывом -

Ведь скоро черные жерла

Извергнут сгустки жара,

Скоро сгорят ожерелья,

Сгорят и жалкие жабры.

– Что же будет на шаре? -

Спросил я, и мне открылось:

Останется желтая жаба,

Останется жирная рыба.

1987 июль

Этих жребий иной -

На войну да с войны,

И идут за виной,

Кто пока без вины.

По колено в беде -

Месяца и года,

И лежит на воде

Бледной пленкой беда.

На войну да с войны,

Да из сумерек в ночь.

Подарите им сны -

Чем еще им помочь?

Подарите им снег,

Синеву и сосну,

Пусть хотя бы во сне

Позабудут вину,

Подарите им сон,

Сон про облачный день.

…Но скрипит колесо,

Жизнь ползет по воде.

И встают облака.

Смерть лежит на стекле.

Их вина нелегка.

Их беда тяжелей.

1987 сентябрь

– Мы стояли тут за колбасой,