Виталий Каплан - Стихотворения

Все это ей, конечно, не впервые.

Пора привыкнуть за семь тысяч лет.

Hо все же эта наша процедура

ей надоела. Да и поздний час.

И со стола она неспешно слезла,

Сказала: "Извините, мне пора".

Потом она, наверное, смутившись

Своею наготой, нашла халат,

За неименьем лучшего надела

И тихо вышла за стальную дверь.

Потом кого-то вырвало. Он, бедный,

Слаб нервами. А может, что-то съел.

Паталогоанатом, улыбаясь,

Hажал на кнопку. Выключилась лампа.

Куски пространства вновь соединились

И в зал анатомический слились.

Профессор же, упрятав инструменты,

Hам, малость ошарашенным, сказал:

– Спокойная гражданочка попалась.

Вот в пятницу мы истину вскрывали,

Так еле справились. Визжала как свинья,

А эта – ничего. Hу, до свиданья,

Строение поэзии учите,

Во вторник я приму у вас зачет. -

….И мы пошли. Hа улице лил дождь.

А фонари сквозь дождь светили тускло.

Hа остановке мы стояли долго -

Шестой троллейбус все никак не шел.

1988 ноябрь

Эта женщина глядела в пространство,

Наполненное холодным южным ветром,

В пространство, где мутная белая мгла

Уже сменилась грязным вечерним светом.

Холод медленно пробирал ее до костей.

Ей уже никаким огнем не согреться.

…А мы, тысяча озябших людей,

Смотрели и все никак не могли насмотреться.

Над плащадью встали железные облака,

И ветер выл, раскачивал фонари.

Костер еще не зажгли пока,

Но уже кто-то в ухо шепнул: "Горит!"

У костра суетились люди в серых плащах,

В жидких сумерках как привидения незаметны,

И лишь вырастала черная груда дров.

…Что странно – не было ни плача, ни смеха.

Все молчали, ежась под южным ветром,

Кутались в шубы, плащи, пальто.

А она из глубокого глядела пространства

И давила глазами как бетонной плитой.

Мы все любили ее – каждый хотя бы раз.

Наверное, именно в том причина

Всей этой муки. И не отрывали мы глаз

От столба в пространстве гнилом и черном.

ЕНаконец, все кончилось. Лохматый огонь

Облизал языками грязное небо.

Мы по одиночке уходили домой,

Но вместе тащили железный жребий.

Там, в теплых квартирах, оюнимем жен,

Повесим пальто, влезем в тапочки, выпьем чаю,

Телевизор посмотрим и спать пойдем.

И лишь южный ветер будет гудеть прощально.

1988 ноябрь

Поверь, я стою по колено во лжи,

Тону в океане тягучей воды.

На Божьи весы не могу положить

Ни грамма надежды, ни грамма беды.

Шагаю ли в сумерках по мостовой,

Автобус ли носит в потемках меня -

Все вьется огонь над моей головой,

И некуда мне убежать от огня.

И ночью огонь меня душит и жжет,

И в пламени желтом дымится душа,

А воздух тягуч, неподвижен и желт,

И воздухом этим нет силы дышать.

Свобода моя за фанерной стеной.

Казалось бы чушь – а попробуй пробей.

Я сам возводил эту стену давно,

Я сам приготовил ловушку себе.

И ночью меня не спасет димедрол,

Не вырваться в сон из фанерной тюрьмы.

…Я вовсе не смешивал зло и добро,

Я разом лишился и света, и тьмы.

Ну что положу я на Божьи весы,

По лесенке шаткой на небо взойдя?

И хоть я не чувствую ржавой косы,

Но знаю, чьи очи мне в спину глядят.

А может, я выплыву утром из лжи

И стену фанерную локтем пробью?

Но утром автобус в потемках бежит,

И видимо, зря я лекарства не пью.

1988 ноябрь

…Талого снега седые осколки…

Граждане тащат под мышками елки.

Толпами – яблоку негде упасть,

Лезут в трамвая железную пасть.

Кажется, мартом запахло везде.

Плавает свет фонаря на воде.

Все потекло – потепленье в природе,

А уж декабрь кончается вроде.

…Старенький вторник огни зажигает.

Я по своей Щербаковке шагаю,

Слышу, как в небе звоночки звенят.

Люди спешат и толкают меня.

Стрелки часов почему-то стоят.

Этого, правда, я не замечаю.

Видно, растаяла льдина печали,

Все возвратилось на круги своя.

Кто ж меня спас? Кто дорогу открыл мне?

Кто подарил мне зеленые крылья?

Видимо, Бог. Жаль, не видно мне Бога,

Хоть фонари осветили дорогу.

1988 декабрь

Город, по которому я шел,

Синими сугробами завален.

…И меня, и их нарисовали

На стене цветным карандашом.

Фонари светились на стене,

Пробегали по стене машины,

Граждане толкались и спешили,

И на граждан падал синий снег.

Да и я, поверьте, весь в снегу,

Так уж я не стенке нарисован -

По сугробам я шагать способен,

А уйти оттуда не могу.

Впрочем, что о несвободе ныть?

Вот пришли родители в квартиру,

Уши ребятенку накрутили

И, вздыхая, стенку стали мыть.

Город, магазины, толкотня -

Все исчезло под сырою тряпкой.

Пять минут – и стало все в порядке -

Будто бы и не было меня.

1989, январь

Жалеют на Руси юродивых,

Жалеют на Руси убогих.

Они печальным видом вроде бы

Напоминают нам о Боге.

Они идут по мокрой площади -

В лаптях, в сандалиях, босые…

И флаг какой-нибудь полощется

(Смотря какая власть в России).

Над ними тьмою льются сумерки,

Им тополя звенят листвою,

Им подают копейку умники

И вслед качают головою.

Народ жалеет их и жалует

То пенсией, то психбольницей

И говорит: "Уж вы пожалуйста

За нас сумейте помолиться!"

И потому у нас убогие

Бывают веселы и сыты,

В стране монахов и разбойников,

Доносов, лагерей и пыток.

1989 февраль

И все же надо шагать по степи,

Но степь не спит и земля не спит,

И словно река к своим берегам,

Прислушивается земля к шагам.

Но свет холодный, но лунный свет

Украл у пространства и плоть, и вес,

И все же надо шагать по степи,

Поскольку уже нельзя искупить

Ни синей тьмы, что ползет за спиной,

Ни плоскости, что лежит под луной.

…Земля безвидна, земля пуста

И не достигнута высота,

Откуда льется холодный свет,

Где нет земли, да и неба нет.

1989 март

Пьют на кухнях конвоиры,

На обоях – пива пятна.

Коммунальные квартиры

Души вынули из пяток.

А за окнами трамваи

Хищно пасти разевают,

Ясень смотрит в облака,

Словно ствол зенитной пушки.

…Стали в очередь старушки

В ожиданьи молока.

Всей колодой птицы-карты

Потянулись к горизонту,

Дождик нехотя закапал,

Дама вытащила зонтик.

По бульвару хиппи старый

Брел с гитарою в обнимку,

От лысеющей гитары

Свет струился как от нимба.

Дама пик взглянула косо

На бубнового валета,

Что привык решать вопросы

Палашом и пистолетом.

И они умчались в небо,

Оба – корочки от хлеба,