Владимир Маяковский - Том 8. Стихотворения, поэма, очерки 1927

Объевшись рыбачьими шхунами до́сыта,
Каспийское море
        пьяно от норд-оста.
На берегу —
      волна неуклюжа
и сразу
   ложится
        недвижимой лужей.
На лужах
    и грязи,
        берег покрывшей,
в труде копошится
        Баку плоскокрыший.
Песчаная почва
       чахотит деревья,
норд-ост шатает, веточки выстегав.
На всех бульварах,
        под башней Девьей * ,
каких-нибудь
      штук восемнадцать листиков.
Стой
     и нефть таскай из песка —
тоска!
Что надо
    в этом Баку
         Детерди́нгу * ?
Он может
     купить
        не Баку —
            а картинку.
Он может
     купить
        половину Сицилии
(как спички
     в лавке
        не раз покупали мы).
Ему
  сицилийки не нравятся?
            Или
природа плохая?
       Финики, пальмы!
Не уговоришь его,
        как ни усердствуй.
Сошло
   с Детерди́нга
         английское сэрство.
И сэр
     такой испускает рык,
какой
     испускать
       лабазник привык:
— На кой они хрен мне,
           финики эти?!
Нефти хочу!
      Нефти !!!

Это что ж за такая за нефть?
Что за вещь за такая
         паршивая,
если, презрев
      сицилийских дев,
сам Детердинг,
       осатанев * ,
стал
  печатать
      червонцы фальшивые?
Сила нефти:
     в грядущем бреду,
если сорвется
      война с якорей,
те,
 кто на нефти,
       с эскадрой придут
к вражьему берегу
        вдвое скорей.
С нефтью
     не страшны водные рвы.
Через волну
     в океанском танце
на броненосце
       несетесь вы —
прямо
   и мимо угольных станций.
Уголь
   чертит опасности имя,
трубы эскадры задравши ввысь.
Нефть —
    это значит:
         тих и бездымен
у берегов
     внезапно явись.
Лошадь што?!
      От старья останки.
Дом обходит,
      вязнет в низине…
Нефть —
    это значит,
         что тракторы,
               танки —
аж на рожон
      попрут на бензине.
Нефть —
    это значит:
         усядься роскошно,
аэрокрылья расставив врозь.
С чистого неба
       черным коршуном
наземь
   бомбу смертельную брось.
Это
  мильонщиком стал оголец,
если
  фонтан забьет, бушуя.
Нефть —
    это то,
       за что горлец
друг другу выгрызут
         два буржуя.
Нефть —
    это значит:
         сильных не гневайте!
Пожалте, колонии, —
         в пасть влазьте!
Нефть —
    это значит:
         владыка нефти —
владелец морей
       и держатель власти.
Значит,
   вот почему Детердингу
дайте нефть
     и не надо картинку!
Вот почему
     и сэры все
на нефть
    эсэсэрскую лезут.
От наших
     Баку
       отваливай, сэр!
Самим нужно до зарезу.
  Баку, 5/XII — 27 г.

Тебе, поэт,
     тебе, певун,
какое дело
     тебе
       до ГПУ?!
Железу —
     незачем
        комплименты лестные.
Тебя
  нельзя
     ни славить
         и ни вымести.
Простыми словами
           говорю —
            о железной
необходимости.
Крепче держись-ка!
Не съесть
     врагу.
Солдаты
    Дзержинского
Союз
     берегут.
Враги вокруг республики рыскают.
Не к месту слабость
        и разнеженность весенняя.
Будут
  битвы
     громше,
        чем крымское
землетрясение.
Есть твердолобые
вокруг
   и внутри —
зорче
   и в оба,
чекист,
   смотри!
Мы стоим
     с врагом
           о скулу скула́,
и смерть стоит,
       ожидает жатвы.
ГПУ —
   это нашей диктатуры кулак
сжатый.
Храни пути и речки,
кровь
     и кров,
бери врага,
     секретчики * ,
и крой,
   КРО * !
  

Время —
     вещь
      необычайно длинная, —
были времена —
        прошли былинные.
Ни былин,
     ни эпосов,
         ни эпопей.
Телеграммой
      лети,
         строфа!
Воспаленной губой
         припади
            и попей
из реки
   по имени — «Факт».
Это время гудит
        телеграфной струной,
это
  сердце
     с правдой вдвоем.
Это было
     с бойцами,
         или страной,
или
  в сердце
      было
         в моем.
Я хочу,
   чтобы, с этою
         книгой побыв,
из квартирного
      мирка
шел опять
     на плечах
         пулеметной пальбы,
как штыком,
        строкой
         просверкав.
Чтоб из книги,
      через радость глаз,
от свидетеля
      счастливого, —
в мускулы
     усталые
        лилась
строящая
     и бунтующая сила.
Этот день
     воспевать
         никого не наймем.
Мы
  распнем
      карандаш на листе,
чтобы шелест страниц,
           как шелест знамен,
надо лбами
     годов
        шелестел.

«Кончайте войну!
        Довольно!
            Будет!
               В этом
                 голодном году —
невмоготу.
Врали:
   «народа —
        свобода,
            вперед,
               эпоха,
                  заря…» —
и зря.
Где
  земля,
     и где
      закон,
         чтобы землю
               выдать
                  к лету? —
Нету!
Что же
   дают
        за февраль,
         за работу,
              за то,
               что с фронтов
                  не бежишь? —
Шиш.
На шее
   кучей
      Гучковы * ,
           черти,
              министры,
                  Родзянки * …
Мать их за́ ноги!
Власть
   к богатым
        рыло
            воротит —
               чего
                 подчиняться
                     ей?!.
Бей!!»
То громом,
     то шепотом
           этот ропот
сползал
   из Керенской *
         тюрьмы-решета.
В деревни
     шел
      по травам и тропам,
в заводах
     сталью зубов скрежетал.
Чужие
   партии
      бросали швырком.
— На что им
      сбор
        болтунов
            дался́?! —
И отдавали
     большевикам
гроши,
   и силы,
      и голоса.
До са́мой
     мужичьей
         земляной башки
докатывалась слава, —
           лила́сь
              и слы́ла,
что есть
   за мужиков
        какие-то
            «большаки»
— у-у-у!
      Сила! —