Василий Бетаки - За полвека

По бульвару Монмартр от кафе до кафе,

На Сан-Марко, где площадь похожа на зал,

А в Лагуну втекает Обводный канал…

Листья ивы осенней раскружились…

А там,

Где цепными мостами скрипит Амстердам…

В лабиринтах ли улиц,

В громе вальса того,

Разве стал бы я клянчить Ариаднину нить?

Ну кого ещё, кроме себя самого,

И благодарить, и винить?

Рожу в кровь разбивал? По своей же вине,

Стиснув зубы — когда ещё были они —

Звонкой строчкой-подпругой затягивал дни,

Как весёлых коней!

Что там ни говори,

"Жил счастливее всех, как Четвёртый Анри!"

Ну, цыганка спросила бы: "так что ж — на руках?"

Что скопил ты, и что от судьбы уберег?

Вот:

Уздечка, в латуни начищенных блях,

Серый парус,

Да ритмы объезженных строк!

Не боюсь ничего, кроме горных высот,

Да бегущей за бортом бездонной воды…

Не люблю оверштага. И мой поворот —

Фордевинд — на воде оставляет следы!

Пусть архангел на Суд созывает трубой!

Все, кто хочет, судите! — Я прав пред собой!

Отряхая чужую и пёструю ложь,

Не орлом, а стрижом беззаботным кружа,

Я всегда отвечаю ударом ножа

На блеснувший, ещё недовынутый нож.

И когда в новый раз окажусь я НИГДЕ,

Всё равно я оставлю следы на воде,

В изначальной ночи —

И опять прокручу эту ленту назад,

Чтоб в начале — Медон,

А в конце — Летний сад…

(Ох, как "юпитера" на "Ленфильме" слепят…)

…..

…. Я ещё не родился. Молчи…

20 августа 2007

274.

ТЕНЬ РЕНЕССАНСА

(Флорентийский отрывок)

…И вот — переплелись мечта и шарлатанство,

И святость с подлостью гуляют по земле

В обнимку — не разнять! — как ханжество и пьянство,

Как свиньи в небесах, и агнец на столе…

И вот — нашёлся тот, кто — запросто ль? — но сможет

На завтра и вчера со стороны взглянуть,

Кто истину, враньё и парадоксы сложит

Все вместе, какова бы ни была их суть!

Кто — он? Да, мой двойник. Он призрак персонажа,

Которого никто не произвёл на свет,

Он может быть шутом, матросом, стряпчим, пажем,

Художником… Или — трактирщиком… (Но нет:

Трактирщик не пройдёт). Пусть будет чёртом даже,

Монахом, наконец — он всё равно — поэт…

Сквозь занавески душ он наблюдает время

А сам вне времени, — зато повсюду вхож,

И сущность смеха он, и мусор всех полемик,

Он всех религий бред, всех философий ложь!

Он их — из рукава — как фокусник — и мимо:

Ведь он переживёт их все, в конце концов,

А с ним — Бокаччио, шутник неутомимый,

И Микельанджело, не слазящий с лесов,

Где тряпки всех сивилл и всех пророков рожи

В капелле с потолка копчёного висят,

А там, в углу "Суда" чёрт (на меня похожий!)

Из лодки грешников веслом сгоняет в ад.

А если выпала свободная минута,

Он, в меру вездесущ, мастеровит и лих,

Льёт бронзу в мастерской с лукавым Бенвенуто,

Лоренцо Пышному нашёптывает стих,

И в траттории он сидит с Маккиавелли,

И хлещет кубками иронию: ведь он

Знал, что "Властитель" есть издёвка, в самом деле,

Вполне пригодная для будущих времён.

Теперь мы скажем "стёб"…

275.

Сальские степи в 1950 году

Забытое лето цыганского быта

Мне возвращает один рассвет:

Перетопывающие копыта.

Сальские степи. И двадцать лет.

Жёлтым бисером были вышиты

Звёзды по бархату темноты,

Когда из драной палатки вышли

Рассветный я и рассветная ты.

Спали ещё и телеги базара,

И все заботы

новорождённого дня…

На всю эту степь, ужасно старую, -

Двое нас и два коня.

На длинных солнечных травах таяли

Капли росы, без следа и боли.

А по зелёным откосам взлетали

Шары прозрачного перекати-поля,

Их, невесомых, порывами дуя,

Ветры вкось над дорогой несли…

Копыта били в кору земную,

В цыганский бубен летней земли…

276.

ОТРАЖЕНИЯ

Дул оркестрик из семи бродяг

Всею медью желтизны осенней

В медь листвы, внизу, над жёлтой Сеной,

Окунувшейся в прозрачный лак, -

Город в трёх раструбах отражаясь,

То в валторне, то в трубе вращаясь,

В медных горлах спрятаться спешил.

Разворачиваясь в трёх воронках,

Три Парижа разлетались звонко,

И плясал над чёртом Сен-Мишель!

Так плясали троицей латунной

Геликон, валторна и труба,

Что почти не слышны были струны

И неопытной, и слишком юной

Скрипки.

Так была она слаба.

А кларнет хихикал из Брассанса,

БИкала валторна, как баран,

И двусмысленностями бросался

Непристойно алый барабан,

Но аккордеон взрывался Брелем —

И опять раструбами горели

Блики на танцующей трубе,

В отраженьях искажался кто-то,

Но узор балконов был — как ноты,

Вызов посылавшие судьбе:

Так цвета играют ветром. Так

День домам расписывает спины,

Так звучит листва, уткнувшись в стены,

И на нижней набережной Сены

Тот оркестрик из семи бродяг…

А когда каштаны отзвучали,

И остались чёрным голяком —

(Будто бы мундиры их украли!) —

Осень, скручиваясь по спирали,

Вся втянулась в медный геликон…

277.

ЦЕРКОВЬ У МОРЯ

В пустоте шуршащей вся — от шпиля до дверей,

Распахнутых к морю близкому…

На истёртых плитах отраженья витражей

Дрожат опадающими листьями.

В зеркале отлива деревенский этот храм —

Опрокинутая в море вера, -

Каменные призраки расселись по углам:

На каждом из углов — химера.

Может люди вовсе никогда и не придут?

В зеркале песчаном химера лает,

И дожди, и ветры ей бока грызут,

Распахнутая пасть не умолкает:

Бесчувственно небо —

Ни надежд ни вер,

И не отделить от были небыль…

Химера выветренная — морду вверх —

Облаивает бессовестное небо…

Бретань

278–281.

ВЕНЕЦИЯ. ЗИМА.

"В городе осталось всего 60 тыс. жителей,

а после войны нас было 160 тысяч"

Знакомая венецианка…

1.

Дворец пустынный и ничей.

На пьяццах — дыры вместо лавок,

И маски вместо овощей

Среди кулонов и булавок.

Тряпицы. Бусы. Колпаки.

(А прежде торговали сыром).

Но выросли везде, где сыро,

Грибообразные ларьки.

И на Риальто толпы прут.

(Их топот — вместо фарандоллы).

А на прилавках продают

Фольговой красоты гондолы,

С давно облезлых вапоретт

Туристок стайки с птичьим свистом

Сбегают на пустую пристань —

Венецианцев больше нет:

Старинный веницейский дух

С недвижным ветром над лагуной

Уходит тихо в холод лунный,

И маски замыкают круг…

2.

ЖАЛОБА КОТА

Блик солнца съёжился в углу.

Сполз незаметно по стене,

Ему на мраморном полу

Так неуютно… Вот и мне.

Пустой венецианский дом.

Тоскливо прячась от туристов,