Генри Лонгфелло - Генри Лонгфелло. Песнь о Гайавате. Уолт Уитмен. Стихотворения и поэмы. Эмили Дикинсон. Стихотворения.

Голосов природы не счесть.
Такого острова нет —
Где б не звучала Мелодия.
Красота — природный факт.

Но от лица всех морей
И от лица всех земель
Свидетельствует Сверчок.
Он — элегий предел.

Сражаться громко — славный путь —
Но — знаю — те смелей,
Кто нападает в сердце
На Конницу Скорбей —

Кто победил — и мир молчит —
Кто пал — и стерся след —
Чей смертный час любовью
Отчизны не согрет —

Мы верим — за такими,
Чтоб честь им оказать,
Ступает в лад, за Рядом Ряд,
Вся Ангельская рать.

Сколько лет она с ног сбивалась —
Мог бы сказать лишь спаянный рот —
Кто заклепку страшную вынет?
Кто скобу стальную собьет?

Лоб погладь — когда-то горячий —
Сдвинь волос безжизненных прядь —
Пальцы перебирай — которым
Век иголки уж не держать —

Тускло мухи жужжат на стеклах —
Желт в окне веснушчатом день —
Нагло качается паутина —
Встать из гроба Хозяйке лень!

Входила в Дом Напротив Смерть
И только что ушла —
Особым знаком метит
Такие вот Дома —

Соседи топчутся в дверях —
Садится в бричку Врач —
Окно раскрылось — как Стручок —
Сухой — внезапный звук —

Наружу свесили Матрац —
Спешат — минуя Дом —
Мальчишки — тщатся угадать —
Что было там — на нем —

Заходит Пастор — прям и строг —
Как будто Скорбь Родных
Была его — и Дом его —
И даже Шалуны —

А там Швея — а там и Тот,
Пугающий ребят —
Чтоб мерку с Постояльца снять —
Ведь недалек Парад —

Кистей — и сумрачных Карет —
И не найти ясней
В Провинциальном Городке
Угаданных вестей.

Жужжала Муха надо мной —
Когда я умерла —
И Тишина была вокруг —
Как Штиль перед Грозой —

Иссякли Слезы у родных —
И набирался Вздох,
Чтоб встретить Натиск — когда Царь
Появится — средь нас —

Я раздарила все, чем я
Владеть еще могла —
Безделки — Памятки — и тут
Явилась вдруг Она —

Надсадный, Синий, шалый Звук —
Между окном — и мной —
И Свет пропал — и больше я
Не помню ничего.

Когда б вы Осенью пришли —
Я Лето бы смела,
И не взглянувши на него,
Как Муху со стола —

Свила бы месяцы в клубки —
Когда бы ждать мне год,
И разложила по местам,
Чтоб им не спутать счет —

Века бы стала вычитать
На пальцах я — пока
До Ван-Дименовой Земли [220] Ван-Дименова Земля . — До 1853 г. Ван-Дименовой Землей называлась Тасмания.
Не добралась рука.

А если б вечность ждать пришлось,
Чтобы мечты сбылись —
Я бы вкусила Вечность — плод —
Отбросив Корку — жизнь —

Теперь же неизвестный срок
Терзает как крыло
Пчелы — нацеленный укус
Отсрочившей — назло.

Что Сердцу? — Радость дай —
Потом — уйти от Мук —
Потом — лекарство проглотить —
Чтоб утолило боль —

А там — уснуть скорей —
А там — когда исход
Сам Инквизитор утвердит —
Свободу умереть.

Я дома не была
Года и в дверь свою
Боюсь войти, чтобы Лицо —
Неведомое мне —

Не во́ззрилось — спросив —
Зачем пришла — «Затем,
Что Жизнь моя осталась здесь —
Не знают ли такой?»

Я мужество — как ключ —
Старалась отыскать —
Молчанье грозною Волной
О мой дробилось Слух —

Тут Деревянный смех —
Потряс меня, что я
Пугаюсь Двери — будто Смерть —
Не видела в глаза —

К Щеколде тихо я
Притронулась Рукой —
Страшась в Разинутых Дверях
Остаться вдруг одной,

С опаской — как Стекло —
Я Пальцы отвела —
Зажала Уши — и бежать —
Пустилась точно Вор.

Спускался ниже — ниже — День,
Но Запад не алел
Еще ни на одной Стене —
Был Свет повсюду бел —

Тесней — тесней — смыкалась Тень,
Но капельки Росы —
Садились только мне на Лоб,
Сбегали по Лицу —

От Ног полз выше — выше — Лед —
Но не касался рук —
Как странно было, что во мне
Иссяк последний звук!

Как Свет мне раньше был знаком!
Теперь везде темно —
Творится Смерть со мной — но мне —
Знать это все равно.

Раз к Смерти я не шла — она
Ко мне явилась в дом —
В ее Коляску сели мы
С Бессмертием втроем.

Мы тихо ехали — Ей путь
Не к спеху был, а я
Равно свой труд и свой досуг
Ей в Жертву принесла —

Мы миновали Школьный Двор —
Играющих Ребят —
На нас Глядевшие Поля —
Проехали Закат —

Или, вернее, Солнца Шар
В пути оставил Нас —
Как зябко сделалось мне вдруг —
Одетой в легкий Газ! —

И к Дому подкатили мы —
Подобию Холма —
Свес его был зарыт в Земле —
Крыша едва видна —

С тех пор Столетия прошли —
Но этот миг длинней,
Открывший, что в Века глядит
Упряжка Лошадей.

Мы — вырастая из любви —
Кладем ее в Комод —
Где ей дается долежать
До Бабушкиных Мод.

Вся Суета в дому,
Где совершилась Смерть —
Значительнейшее из дел,
Творимых на Земле —

И Сердце подмести,
И уложить под спуд
До самой Вечности теперь
Ненужную Любовь.

В три тридцать одинокий свист
Безмолвным небесам
Окольный изложил напев
С опаской пополам.

В четыре тридцать снова гнал
Несовершенство с мест
И серебристой россыпью
Все подавлял окрест.

В семь тридцать уже где́ и ка́к —
Никто не мог найти,
И пусто было там, где звук,—
И мир был посреди.

По блеску его впалых глаз
Любой бы мог прочесть
Страницы боли, хоть о ней
Он слова не сказал.

Он весь был перечнем глухим
Стыдливо скрытых мук,
А исключеньем — разве лишь
Курсив его лица.

Две меры суткам есть:
Одна — что на часах,
Другая — что внушает нам
Надежды или страх.

Нам вечность сообщит
Покой или движенье —
Законов вечных бытия
Прямое выраженье.

Смерть вовсе не уход —
На созданной судьбой
Ландкарте новых нет границ —
Останься сам собой.