Роберт Фрост - Избранное

Не слышно их голосов.

Наполнен отчаяньем мир лесной -

Эльфы ушли из лесов,

Песня, звеневшая на лепестках,

Осыпалась, не кружит…

Будь моей милой в промокших лесах,

Где дождь на ветвях дрожит.

Толкни калитку — и вместо ответа

Всё кругом запоёт,

В лужах вода зарябит от ветра,

Рвущего платье твоё!

Пойдём на закат. Не беда, если даже

Ноги промочишь чуть-чуть.

Свежесть осеннего золота ляжет

Брошкой на мокрую грудь…

Ветер такой, словно волны морские

Вернулись туда, где они

Оставили раковины в былые

Доледниковые дни,

Как будто прежнее, давнее счастье

Вернули эти дожди…

Будь моей милой, милой в ненастье,

Сквозь бурю и дождь — приди!

В огороде — пятно старого снега…

А ведь мог бы я догадаться о том,

Что его сюда притащило ветром

И пригвоздило дождём.

Всё оно в грязных точках, будто

Мелким шрифтом испещрено…

Нет новостей этих не читал я,

А вернее всего, позабыл давно…

…И он остановился на ветру:

Что это? В клёнах — золотые пятна?

И он стоял, он знал, что это март,

Но верил в то, что так невероятно.

«А, райские цветы!» заметил я.

Был март, но и теплынь была такая,

Что в этом лёгком марте мы легко

Взгляд утопить могли в богатстве мая.

И в странном мире мы стояли. Вдруг

Я выдумку смахнул как будто кистью,

«Идём, — сказал я, — это тонкий бук

Прильнул к своим же прошлогодним листьям…»

Но всё же где, когда на свете

Уже слыхал я этот ветер?

И за кого меня принять

Он мог бы, и зачем опять

Я дверь стараюсь удержать,

На пенный берег глядя с кручи?

На западе сгустились тучи,

Скрипит осевшее крыльцо,

И листьев, свившихся в кольцо

Злой шепоток (шипящий тон),

Распространяет слух о том,

Что разболтали мой секрет:

Что никого со мною нет,

Что я и в доме одинок,

Что я и в жизни одинок,

Со мной остался только Бог.

Ольховое болотце — зимний сад,

И куропатки прыгают, играя.

Едва ли быть возможно ближе к раю,

Чем тут в снегах, где все деревья спят.

Снег приподнимет жизнь слегка, а там –

Хоть на ступеньку выше над корнями,

Сравнявшись с прошлогодними кустами —

Хоть на ступеньку ближе к небесам,

Снег приподнимет тощего зверька,

Он может встать на задние, пируя,

У нежной яблони обгрызть кору и,

Окольцевать ствол тенью пояска.

Так близко к раю, только пар тут нет:

Безлюбо птицы крылья расправляют,

Им кажется они и вправду знают,

Где почка в лист пойдёт, а где и в цвет…

Но простучит пернатый молоток

И к двум часам нет и следа от рая,

Ведь слишком зимний короток денёк

Чтоб жизнь проснулась, над землёй играя…

Рыбак и сельский брадобрей с утра

О чём-то незначительном болтают,

А лодка пристань тихую нашла

Тут в уголке за домом у сарая.

Она плывёт над солнечной травой,

По самые борта полна цветами,

Как некогда, гонимая ветрами,

Вдоль отмелей шла к берегу с треской…

А груз сегодняшний достоин рая:

Им нужно лишь содействие ветров –

На поиски блаженных островов

Отправятся и лодка и хозяин…

…А ферма на асфальт глядит с тоской:

Её в наряд одели городской,

Чтоб стала домом меж других домов,

Безликим номером меж номеров.

Но огибал её ручей…. а я –

Я знал характер этого ручья:

Он обтекал ладонь, рукой играл,

Однажды вырвал он цветок из пальцев,

Живой весёлой силой напирал

И сдвинуть, кажется, меня старался.

Легко траву асфальтом задавить,

И яблони в каминах сжечь несложно,

Но от бессмертной силы разве можно

Избавиться? Цементом завалить?

Ручей в канализацию загнали

В бетонную вонючую тюрьму,

В которой век течь суждено ему,

Чтоб люди новые о нём не знали.

Примерно он наказан ни за что:

Чтобы кроме старинных карт никто

Не помнил о навеки заточённом

Ручье. Но над течением бессонным

Витает мысль… И городок она

Оставит без работы и без сна…

В саду сахороварни я у двери

Стоял, и тихо Мастера позвал:

«Подкинь дровишек щедрою рукой!»

Я, уступив своей наивной вере,

Надеялся что искры над трубой

В разреженной, холодной в атмосфере

Взлетят, и там не перестав гореть,

Луне добавят хоть немного света

Или в ветвях останутся висеть,

Но зря я понадеялся на это:

Луна хоть и неярко, а светила,

Отброшенного снегом света было

Вполне достаточно, чтоб разглядеть

Ведёрко с крышечкой на каждом клёне.

А искры вовсе не слились с луной,

Взлетели ввысь, довольствуясь судьбой,

В кривых ветвях, дать озаренье кронам -

Плеядами стать, Львом и Орионом.

Заглохшей тропкой травяной

Слова читать на камне плит

Бывает, забредёт живой,

Но мёртвым путь сюда закрыт.

И вот гласит надгробный стих:

«Те, кто сегодня средь живых,

Вот эти надписи прочтут,

Назавтра тоже будут тут»

Но дни идут, и всё сильней

Недоумение камней:

Давно уж мёртвых не везут,

Так что же людям страшно тут?

Ну так не проще ль, может статься,

Сказать камням холодным этим,

Что смерти больше нет на свете?

Да ведь они не усомнятся!

Над мощной и крутой

Зелёною волной

Встаёт песчаный вал

И жёлтый и сухой

Морями сотворён,

Безжалостный песок,

Засыпать хочет он

Рыбацкий городок,

Да, он засыпет мыс,

Но не засыпет мысль.

Пусть зол и разъярён

Получит в жертву он

Хоть сотни кораблей

Хоть тысячи домов,

Но мысль ещё вольней

Без стен и без бортов!

Тут мой отец построил дом

На склоне перед родником

Чуть потеснив раздолье трав,

Двенадцать жизней миру дав.

И улыбалась нам гора

Совсем как старшая сестра…

Ей был приятен крик и смех,

И вот, с колен спустив нас всех –

(Немало лет прошло!). она

Забыла наши имена

Забыла и возню детей…,

Ну кто о нас напомнит ей?

Склон травяной как прежде крут.

…Одни деревья там живут.

Надо мной потешались, что нередко

На коленях у края колодца

Я пытался увидеть что-то глубже,

Чем зеркальная поверхность воды.

А она возвращала мне картину

На которой я был подобьем бога

В облаках и в венке зелёных листьев.

Но однажды, положив подбородок

На широкую колодезную доску,

Я увидел в глубине под отраженьем

Что-то белое неясно мелькнуло