Михаил Херасков - Собрание сочинений

Приляжем с воинством мы к сей стране московской,
Где всё опустошил наш враг, гетман Желковской.
О! как сей тигр против Москвы ожесточен;
Он в бурю кажется и в тучи облечен:
Разит, сжигает, бьет, что в поле ни встречает;
В пустыню превратить он всю Россию чает.
Но мы от тяжких уз Москву не свободим,
Доколе Вьянкина отца не истребим;
Наполнен лютостью и хитростью литовской,
На гибель прислан он, на казнь стране Московской.
Ты видишь копий блеск, вдали ты видишь дым,
Там в дебрях с воинством гнездится он своим.
Держась разумного Пожарского совета,
Ударим на него с зарей дневного света.

Пойдем, доколь наш враг под сенью счастья спит;
А войском свежим нас Димитрий подкрепит.
Хотя не воин я, но мнится, в ратном поле
Нам небо призывать на помощь должно боле.
Я ныне зрел во сне двух бьющихся орлов,
Они сражалися превыше облаков;
С каким парением, с каким стремленьем смелым
Российский вдруг орел с орлом сразился белым!
Крылами бил его, когтями он терзал
И кровь из белого ручьями источал;
Трепещет, прячется, полет он обращает.
Сей сон нам верную победу возвещает;
Против чужих орлов, друзья мои, пойдем,
Злодеев победим иль в брани все помрем.
Воины извлекают мечи.

Хотя в сражении незнающи и новы,
Но за отечество мы кровь пролить готовы.

Благословенная и тихая заря!
Ты предвещаешь дней пришествие царя;
России тишина тобой да предвестится,
И новый царь в сей день в Москве да воцарится!
Довольно мы и так страдаем на земли,
А ныне ад враги в столицу к нам внесли;
И в поругание российския короны
Предписывают нам кровавые законы;
Как будто пленникам, как будто их рабам,
Уничижение предписывают нам.
Свирепость вобразив мучителей литовских,
Я внемлю звук цепей на жителях московских;
Разбои, грабежи в печальных зрю стенах;
Любезная сестра мне зрится во слезах:
Явилась мне она стеняща, огорченна,
Бледна, отчаянна и в узы заключенна.
Внемли мой, небо, глас! — молю не за себя;
Отечество мое! молю я за тебя.
Взгляни ты на Москву, взгляни, Творец вселенной!
И дай отраду ей, слезами окропленной;
Свои перуны нам и молнии вручи:
Ко брани нашу грудь и руки ополчи,
Да россами от бед избавится Россия!

Князь! шествует к тебе сестра твоя София.

Возлюбленный мой брат! дозволь себя обнять
И к сердцу твоему дозволь мне грудь прижать.

Любезная сестра! тебя ли я объемлю?
Тебя ли вижу я и твой ли голос внемлю?

Из града я пришла сквозь копья, сквозь мечи;
Ограблена была злодеями в ночи.

Мне небо помогло от бед ее избавить;
Но должно мне теперь единых вас оставить;
Меня уверила сестра твоя княжна,
Что в град сей день пойдет отсель назад она.
Препровести ее обязан я обратно.

Что ты ни делаешь, мне всё то, князь, приятно.

Усерден к нам сей князь!

Когда б не Руксалон,
Мне видеться с тобой не допустил бы он.
На гибель для сего отважилась я крайну;
Но ах! скрывать ли мне иль вверить важну тайну?
Скажи мне, тот ли ты еще мой нежный брат,
Который уважал совет мой столько крат?

Я тот же брат тебе, но грустный, огорченный
И бедством собственным и ратным отягченный,
Воображающий в пленении тебя.
Вверь другу, брату вверь, ах! вверь ты мне себя.
Ты плачешь и молчишь!

Россия погибает!

Погибла уж! — Но Бог Россию защищает!

Есть средство тишину России возвратить.

Для средств таких хочу до капли кровь пролить.

Россию видишь ты расторженну на части,
Попранную Литвой, у польских сил во власти;
В печальные для нас и бедственные дни
Имеют жалость к нам поляки лишь одни.
Россияне любовь к России истребили;
Не те они, не те, которы прежде были,
Когда, с литовцами вступя в кровавый бой,
Стояли за Москву и за народ с тобой;
А ныне, завистью и злобой распаленны,
Московски жители на части разделенны:
Одни поляков чтут, другие их винят;
На сей мятеж они спокойным духом зрят.
Признаться надлежит, что их почтенны свойства.
Чего они хотят? Россиянам спокойства,
Которого, имев мятежные умы,
Восставить не хотим или не можем мы;
Им наш приятен мир, приятна наша слава;
Дарует Сигисмунд нам сына Владислава,
Который россиян от всех избавит зол,
Когда взойдет в Москве на праздный он престол;
Корона кем ему московская вручится,
Тот знатной почестью от прочих отличится.
Подумай, князь…

Постой, не продолжай речей таких;
Я слышать не хочу и ужасаюсь их;
Не свиделся б с тобой, когда б твой умысл ведал.
Ты хочешь, чтобы я престол полякам предал?

Внемли, ты мне внемли!

Нет, слов твоих не внемлю!
Я их кинжалами душе моей приемлю;
Кто, кто тебя к таким изменам преклонил?
Кто дух твой, русский дух в литовский пременил?

Несчастья общие, несчастия семейства
Такие мысли мне внушили, не злодейства.
Я вверилась тебе, отечество любя,
Спаси меня, спаси Россию и себя;
Любезный брат, твои объемлю я колена!