Константин Фофанов - Стихи и поэмы

И нежнее шепчет липа:
"Посмотри, жак ярки почки,
Сколько тайны молчаливой
В ароматах этой ночки…

Как стекло, прозрачно нeбo!
Будит эхо в боре дальнем
Сиротливая кукушка
Кукованием печальным…

От избытка чар и страсти
Я сама запеть готова!”
Но на лепет нежной липы
Дуб нахмурился сурово…

Он дрожащею вершиной
Все глядит к востоку жадно
И, вдыхая душный воздух,
Что-то шепчет безотрадно.

Там, вдали, как темным флером,
Омрачилось небо тучей,
И порой в нем пробегала
Искра молнии летучей.

Зашатался лес косматый —
Испугался тучи черной, —
И поплыл в его вершинах
Ропот гневный и проворный…

В небе звучно и протяжно
Рокотанье пронеслося,
И вдали дрожащей сеткой
Дождь упал, волнуясь косо.

Ближе, ближе влажный рокот!
Шумно рвется в лес прохлада,
И раскапались по листьям,
Барабаня, капли града…

В туче молния сверкнула,
Небо гром потряс сердито,
Точно рухнули там скалы
Из тяжелого гранита.

Пошатнулся дуб маститый,
Наклонился головою
И упал, грозой спаленный,
Перед липой молодою.

Туча медленно промчалась,
И, смотря на жатву бури,
Мирно радуга сияла
На безоблачной лазури.

И, смотря на остов дуба,
Липа сумрачно вздыхала:
Поняла oнa, что старца
Так тревожно волновало!..

В праздник вечером, с женою,
Возвращался поп Степан,
И везли они с собою
Подаянье христиан.

Нынче милостиво небо,
Велика Степана треба:
Из-под полости саней
Видны головы гусей,

Зайцев трубчатые уши,
Перья пестрых петухов
И меж них свиные туши —
Дар богатых мужиков,

Тих и легок бег савраски.
Дремлют сонные поля,
Лес белеет, точно в сказке,
Из сквозного хрусталя.

Полумесяц, в мгле морозной,
Тихо бродит степью звездной
И сквозь мглу мороза льет
Мертвый свет на мертвый лед.

Поп Степан, любуясь высью,
Едет, страх в душе тая;
Завернувшись в шубу лисью,
Тараторит попадья.

"Ну, уж кум Иван скупенек, —
Дал нам зайца одного,
А ведь, молвят, куры денег
Не клевали у него!

Да и тетушка Маруся
Подарила только гуся,
А могла бы, ей-же-ей,
Раздобриться пощедрей!

Скуп и старый Агафоныч,
Не введет скребя в изъян…”
— "Что ты брехаешь за полночь!” —
Гневно басит поп Степан.

Едут дальше. Злее стужа;
В белом инее шлея
На савраске… Возле мужа
Тихо дремлет попадья.

Вдруг савраска захрапела
И попятилась несмело,
И, ушами шевеля,
В страхе смотрит на поля.

Сам отец Степан в испуге
Озирается кругом…
"Волки!” — шепчет он супруге,
Осеняяся крестом.

В самом деле, на опушке
Низкорослого леска
Пять волков сидят, друг дружке
Грея тощие бока.

Гневно ляскают зубами
И пушистыми хвостами,
В ожидании гостей,
Разметают снег полей.

Их глаза горят, как свечи,
В очарованной глуши.
До села еще далече,
На дороге — ни души!

И, внезапной встречи труся,
Умоляет попадья:
"Степа, Степа, брось им гуся,
А уж зайца брошу я!”

— "Ах ты господи Исусе,
Не спасут от смерти гуси,
Если праведный господь
Позабудет нашу плоть!” —

Говорит Степан, вздыхая.
Всё ж берет он двух гусей,
И летят они, мелькая,
На холодный снег полей.

Угостившись данью жалкой,
Волки дружною рысцой
Вновь бегут дорогой яркой
За поповскою четой.

Пять теней на снеге белом,
Войском, хищным и несмелым,
Подвигаясь мирно вряд,
Души путников мрачат.

Кнут поповский по савраске
Ходит, в воздухе свистит,
Но она и без острастки
Торопливо к дому мчит.

Поп Степан вопит в тревоге:
"Это бог нас за грехи!”
И летят волкам под ноги
Зайцы, куры, петухи…

Волки жадно дань сбирают,
Жадно кости разгрызают,
Три отстали и жуют.
Только два не отстают,

Забегают так и эдак…
И, спасаясь от зверей,
Поп бросает напоследок
Туши мерзлые свиней.

Легче путники вздыхают,
И ровней савраски бег.
Огоньки вдали мигают,
Теплый близится ночлег.

Далеко отстали волки…
Кабака мелькают елки,
И гармоника порой
Плачет в улице глухой.

Быстро мчит савраска к дому
И дрожит от сладких грез:
Там найдет она солому
И живительный овес.

А в санях ведутся толки
Между грустною четой:
"Эх, уж, волки, эти волки!”
Муж качает головой.

А супруга чуть не плачет:
"Что ж такое это значит?
Ведь была у нас гора
В санках всякого добра!

Привезли ж — одни рогожи,
Что же делать нам теперь?”
— "Что ж, за нас, на праздник божий,
Разговелся нынче зверь!..”

С природою искусство сочетав,
Прекрасны вы, задумчивые парки:
Мне мил ковер густых, хранимых трав
И зыбкие аллей прохладных арки,
Где слаще мир мечтательных забав,
Где тень мягка и где лучи не ярки,

Где веет всё давно забытым сном
И шепчутся деревья о былом.

Сад, как вино, — чем старше, тем милей,
Тем больше в нем игры и аромата.
Особенно он дорог для очей,
Когда искусство несколько помято
Завистливым соперником людей —
Природою, которая богата

Неряшеством и чудесной красотой,
И гордостью, доступной ей одной!

Таких садов близ царственной Невы
Довольно есть. Сады увеселений —
Кумирни мелкой прессы и молвы —
Затмили их… Так фокусника гений
Свет разума и мудрость головы
Тмит мудростью лукавою движений.

Но славу тех резвящихся садов
Переживут сады больших дворцов.

Меланхоличен Царскосельский сад,
И тем милей мечтателям угрюмым.
Он вас чарует прелестью баллад,
Приветствует спокойно-важным шумом,
В нем вечером люблю встречать закат,
Предавшися своим певучим думам.
Войдемте же в него мы. Много в нем
И выходов и входов есть кругом.

Ведущие в ласкающую даль,
Как хороши тенистые аллеи!

Там, что ни шаг, то будят в вас печаль
Угасших лет невинные затеи.
То пруд блеснет, прозрачный как хрусталь,
То статуя Амура иль Психеи
На вас глядит, кокетливо грустя, —
Столетнее бездушное дитя!
А там, в тени благоуханных лип,
Стена и вал искусственной руины,