Борис Панкин - Новый Раскольников

вдруг меняется картина:
меркнет свет, звенит звонок,
словно некто смотрит в спину,
беспощадный, как клинок.
и за гранью восприятья,
в сизом мареве тоски,
злая осень в пёстром платье
рвёт свои черновики.

кто не спрятался, тому —
посох в руки и суму.

не спасёшь, не отогреешь,
не распутаешь следы.
не заштопаешь, не склеишь —
шов досады, скол беды.
и ложатся тяжким грузом
в душу мёртвые слова.
те, что шепчет то ли муза,
то ли чёрная вдова.

узорчатая ограда,
травы звенят.
скажи в пустоту обрадовано:
хуйня.

весь этот фарс нелепый,
тягостный бред, —
кем это всё востребовано?
мной? — нет!

слёзы, стенанья, трубы,
литавров медь.
чья эта жизнь загубленная?
чья смерть?

правит свой бал эпоха
пафосной лжи.
оставь мертвецам их похороны,
ты — жив.

я знаю, где ты сидишь,
в каком офисе,
что у тебя с крышей
этой осенью.

какая тебя бездна
зовет дружески,
стремительная, как лестница
в метро калужская.

сорвёшься в неё разом:
опа — ни ног, ни рук.
вот тогда и отпразднуем.
привет доктору.

понеслось дерьмо по трубам, дрянь по венам.
станешь безобидным трупом, непременно.

неприметной серой кочкой на кладбище.
будет этот мир, короче, много чище.

а и вправду — что коптить его задаром? —
слушай лучше пенье птичье под кумаром,

от которого уже не отдышаться.
бесконечное кружение — без шансов.

варварский век.
каждый второй — шахид.
падаешь в снег,
вроде бы не убит.

вроде бы цел:
ноги, живот, лицо.
что там в конце,
мать твою так, концов

снова: манеж,
комплекс жилой, метро?
где тебя срежет,
кто тебе пустит кровь? —

бравый абрек,
хрупкая гюльчатай?

падаешь в снег,
воздух тугой глотая.

специалист по точкам и заглавным,
алкаш, трепач.
махни стакан, потом занюхай плавленым,
иди — рыбачь.

мы тоже были рысаками с гонором.
да что там! — есть.
нас не проймёшь занудными прогонами,
стеклом о жесть.

расставь — тире, кавычки, троеточия
на всём пути.
глаголом жги, юродствуй, плачь и протчая.
но — не пизди.

а не было ни горя, ни печали —
любовь была.
была-была, не пожимай плечами.
сирень цвела.

и мы с тобой в то лето тоже были,
как та сирень.
и в небе облака над нами плыли,
и длился день.

и был закат медлительный и нежный,
и небо над.
так надвигался, ставший неизбежным,
кромешный ад.

впору лечь и замереть, — не вставать
и не слышать ни вестей-новостей,
ни гостей не принимать. обнимать
свои плечи, занимая постель
без остатка, безраздельно, как гроб.
только ходики — «тик-так» — со стены,
в царстве мёртвой, как ты сам, тишины.

поцелуй меня, любимая, в лоб,
осени меня три раза крестом.
вот он я — лежу недвижно пластом.
и не встану ни сейчас, ни потом.

сейчас заболит голова
станет невмоготу
сплёвываешь слова
в пустоту

гулкую как бездон-
ный колодец как
пустой молочный бидон
на устах

кроме проклятий нет
ни черта
меркнет холодный свет
пустота

рифмуешь ли кровь с любовью,
морковь с капустой,
выходит всё — суесловье,
бездарно, пусто.

и пользы от этих строчек,
что кот наплакал —
выключен, обесточен,
низвергнут на пол.

плюшевою игрушкой
оставлен в детской —
тошно, темно и скучно
за занавеской, —

некий аналог
вечности и покоя.

…жаль, что тебя не стало,
и всё такое.

оставь ему господь
и кровь его и плоть
и кров его и стол
и жизни смысл простой

не обрекай на смерть
на боль в чужой стране
не вынуждай гореть
и выгорать в огне

не направляй на путь
бессмысленной борьбы
позволь ему не быть
орудием судьбы

не постижима суть
ни замыслов твоих
ни промыслов твоих

оставь ему двоих
оставь ему двоих

кровь не бурлит по венам
течёт едва
якобы о нетленном
слова слова

некогда выпить водки
сходить в кино
в гости к одной красотке
выбраться но

к факту литературы
не отнести
ни пьянство ни шуры-муры
кропай сиди

лепи типовые строки
все с потолка
о вечности ли о боге
тоска тоска

у детишек совсем новый год
третий день как настали сугробы
в небесах шелестит самолёт
плавниками космической рыбы
и петарда взмывает утробой
грохоча и пугая народ

пробираясь домой от метро
отмечай измененья в пейзаже
там где бурым всё было и рыжим
снег лежит и значительно выше
небо стало и вроде как даже
легче дышится зимней порой

так бывает в конце ноября
замордован работой и бытом
ощущая себя то ли быдлом
то ли трупом до срока отпетым
формалином и спиртом пропитан
встанешь вдруг и в лучах фонаря
озираешься не говоря
ничего и взмывает ракета
и окрестные окна горят

мёртвые хоронят мертвецов.
сделай подходящее лицо
под такой ответственный момент.
в траурном переплетенье лент
мёртвые, теперь уже, цветы, —
как она и он, как я и ты.

скорбно и торжественно стоим.
смотрим, как уходит в небо дым,
растворяясь в бледной синеве.
такова, вздыхаем, селяви. —
бьёт ключом, и всё по голове.
прёт, как танк, и не остановить.