Ирина Одоевцева - Собрание стихотворений

Мне дышать не надоело,
Хоть «печален наш удел».
Жизнь приятнейшее дело
Изо всех приятных дел.

Я во сне и наяву
С наслаждением живу.

Гладью вышитый платок,
Мной подаренный не мне,
Мной забытый на окне,
Мной потерянный во сне.

Хореический прыжок
В нереальность повседневности,
Слез соленый кипяток
Между строф и между строк.
От влюбленности? Из ревности?

В небе звезды и гроза,
Небо как его глаза.

Беззаконие закона,
Произвола благодать.
Не понять, не разгадать —
Осудить иль оправдать?

Слишком тяжела корона
Для курчавой головы.
Окна настежь. Крик совы.

Призрачно сияют свечи,
Отражаясь в зеркалах,
Как на Волге, как в Венеции,
И с трапеции-балкона
Без приветствия-поклона
В спальню тихо входит страх.
Дездемона, Дездемона,
Прелести живой цветок,
Где твой вышитый платок?

Отблеск лунного опала.
Обручальное кольцо
Падает на покрывало.
Как прозрачно, как устало,
До чего невинным стало
В мертвой прелести лицо.

Все, что сердцу было мило,
Все, что здесь оно любило,
Все, о чем оно просило,
Все, чем мучилось оно,
Так недавно — так давно,
Камнем кануло на дно.

Хорошо ли, Дездемона,
Между звезд и молний спать
Хрупкогорлой и влюбленной,
С ним навеки разделенной?
Даже в сновиденьях врозь?

И тебе ли иль Офелии
В грозно-громовом веселии
Звездометной карусели
Выпало кометой стать?

Если б сердце не болело,
Не металось вкривь и вкось,
О себе и об Отелло
Позабыть бы удалось.
Как она про иву пела
И рукою влажной, белой…

Обе плакали и пели —
Дездемона и Офелия —
Перед тем как умереть
От любовного похмелия.

Нет, довольно. Хватит. Брось!
Ничего мне здесь не мило,
Ни о чем я не просила,
Ничего я не любила,
Кроме лунных ожерелий
Да цыганского безделья
И подснежников апреля.

Обо мне не надо петь,
Не за что меня жалеть.

— За верность. За безумье тост.
За мщенье… Пенных кубков звон.
Какой сквозной тревожный сон:
Узорчатые рукава,
«Дочь пекаря, сова…
Слова, слова, слова…»

Белеет мост. Блестит погост,
О вихри вздохов, волны слез!
Известно все заранее:
Средь звезд
И роз
Апофеоз
Непонимания.

Высокий королевский дом
В туманной Дании.
И королева с королем
И принц на первом плане.
Прожечь вином,
Залить огнем,
Пронзить рапиры острием —
Ни хмеля, ни похмелья.
Цветы на память, на потом,
Цветы на новоселье.
Как тихо спит на дне речном,
В русалочьей постели,
Как сладко спит бессмертным сном
Офелия.

Это молоточек память,
Искромечущее пламя,
Звездноплещущее знамя
В суматохе голубой,
Волн ликующий прибой,
Струн гитарный перебой,
Разговор сама с собой,

То, что скользкой льдинкой тает,
То, о чем сосед не знает,
То, чем пенится корыто,
То, о чем стучат копыта
По торцовой мостовой
В Петрограде, над Невой,
То, что пляшет шито-крыто
Пляскою святого Витта
В подсознании, на дне,
Что потеряно во сне,
То, что белой ниткой сшито,
То, что шито красным шелком,
То, что рыщет серым волком,
Крысою по книжным полкам,
То, о чем не скажешь толком,
То, чего не объяснить,
То, на чем порвется нить
Жизни.
И стихов.

Не во мне, а там вовне,
В сердце ночи, в глубине,
Как на плоском дне колодца
Светлодумная луна.
Колкий луч спиралью вьется,
Скользкою эмалью льется,
Образуя на стене
Искрометного уродца.

В сердце ночи, у окна,
Где стихи и тишина,
Безысходно, точно встарь,
Мутностеклый, длинный-длинный
Блоковский горит фонарь.
И в его бессмертном свете,
В зеркалах и на паркете
Рябь отчаянья видна.

– Друг мой, незнакомый друг,
На одной со мной планете…
Очень мне «и ску и гру»,
Не с кем мне вести игру,
Без ухаба, без ушиба,
Без цыганского загиба.
Некому: пожатье рук,
Некому: — За все спасибо.

– Здравствуй, здравствуй! — поутру.
Вечером: — Спокойной ночи.
Спи закрывши г лазы-очи,
Спи до завтрашнего дня…
Иль точнее и короче —
Нет в лазури одиноче,
Белопарусней меня!

У окна качается пальто,
Как повешенный.
Не о том. Совсем не то.
Вместо имени — местоимение.
Он. Оно. Растерянность, смятение
С болью-солью смешаны.

Дребезжанье, лязг и треск.
За окном рога оленьи,
Между рог оленьих крест
Светится торжественно-неярко,
Как ляпис-лазурная лампадка.

До чего вагонно гадко,
До чего вагонно жарко.
Не забыть — в Вероне пересадка.

На одной руке перчатка, А другая где?
Потеряна.

Все вперед бессмысленно-расчислено,
По квадратикам размерено.
Прямо под откос —
К беде.
Не уснуть бы, не проспать, Ведь в Вероне…

Треск колес
И вот опять
Крест мелькает на лесной опушке.

Надоедливый вопрос:
Есть ли у кукушки ушки,
Больно ль ей на каменной подушке
В перегаре папирос?
А вороне?

Надо помнить, что в Вероне
Пересадка. Затекли колени.
Лязг и звон.
Прыжок олений
Под ритмический уклон
В железнодорожный сон.

Если бы суметь спасти
И другого и себя,
Если бы суметь уйти,
Не волнуясь, не любя,
Без предчувствий, без воспоминаний,
Как идут на первое свиданье
В празднично расцветший сад.

Лунный луч завила повилика,
В лунатичности серебряного блика
Воскресает призрачно и дико
Прошлое на новый лад.
— Не оглядывайся, Эвридика,

На тобой пройденный ад.
Не оглядывайся. Не огляд…
Провались поглубже, Эвридика,
В белый беспредметный сон,
В звон, скользящий под уклон.

Ты проснешься впотьмах,
Ты проснешься в слезах,
Ты проснешься в тоске
С красной розой в руке,
На железнодорожном диване —
Ни надежд, ни воспоминаний,
Ни прощально-приветных огней.

Лай собак, бегущих за оленем,
Все заливчатее, все нежней,
Все волшебней в воздухе весеннем
Все прозрачнее, все розовей,
Словно трелями исходит соловей
Или фавн играет на свирели,
Нет, на флейте.

И летят часы, летят недели
Молньеносно, как с горы летели
Сани
В русский лунно-голубой сугроб…