Эдуард Лимонов - А Старый пират…

Изъеден, словно старый сыр,
Московский старый грунт,
Рептилий злых подземный мир
Готовит адский бунт.
Грядет восстание червей,
Чтоб свергнуть власть людей…

Живому быть опасно тут,
Того гляди, Вас в ы сосут,
Как муху пауки
Через глаза, через белки
Бригады бравых демонов
Оставят лишь остов…

Москва-река течет мертва,
Над ней ни чайка, ни сова
Не пролетят в ночи,
Давно мертвы ключи.
Про то что льётся тихо там
Вам не скажу, мадам…

Чего хотите Вы, Лужков?
Чтоб я Вам заплатил
За правду сказанных мной слов,
Насчет покорных Вам судов?..
Я Вас не оскорбил…

Я лишь сказал, что мрачный мэр,
Как в старину, как в СССР,
Как при царях-тиранах,
Как в потных бантустанах
Суды под зад свой положил
И тем на них почил…

Я знаете, читал опять
Недавно «Ревизора»,
Я Гоголя хотел понять,
Желал причины раскрывать
Холуйства — нацпозора…

Чего хотите Вы, Лужков?
Градоначальник буйный,
Кумир чиновников-рабов,
Ваал их пескоструйный.

Зацементировав Москву,
Вы ждете лишь поклонов?
Но свою голову пред vous,
Не наклонил Лимонов.

Поэт осмелился сказать
Вдруг мэру-истукану
Простую, Юрий, правду-мать,
Что рты ты склонен зажимать,
Но я молчать не стану.

Хоть ты сажай меня в тюрьму,
Хоть рви меня за ворот!
Надел ты на меня суму?
Тем самым, сам ты порот…

Тебя истории печать
Клеймом своим засудит:
«Сей городничий, злой как тать,
Велел поэта разорять?
Так пусть он проклят будет!»
В веках он проклят будет!

Дома стоят полночными террасами,
Комодами, буфетами, и кассами,
Их окна лампами электро-минимальными
Парят над улицами аморальными.

Дома космическими кораблями
Висят, торчат, и высятся над нами,
А мы проходим, словно тараканы
Сквозь арки улиц, щели и капканы
Злых переулков, где коробок стая
Стоит разнообразно поникая…

Ещё река там, за спиной у зданий,
Течёт особой формой наказаний,
Она, таинственная, нет в реке воды,
В ней есть лишь яды, черви и гад ы …

Если Вы червь, то в три часа утра
Вам заползать на пьяного пора,
В дыхательное горло путь держать,
Как можно глубже, дальше заползать…

Если Вы гад, и гад членистоногий,
То стоит Вам найти подъезд убогий
И ждать там шлюху, девку отупелую
И сжать её там совершенно белую…

Если Вы Волк, то в три часа утра
Вам прыгнуть на прохожего пора
Перекусить злокозненную шею
И кровь лизать… я, впрочем, не умею…

Дома стоят, мигают и моргают,
К ночным злодействам нас располагают…

Я предлагал этим женщинам бессмертие,
Но бессмертие было им не необходимо,
Они нуждались в деньгах и славе,
Даже моя любовь не была им нужна…

Славу я дал им, денег не смог,
Какие деньги у пророков с поэтами!
Они были красивы и неприятны
И потому приходили и уходили
О, эти мои женщины!
Воистину, жизнь моя — проходной двор…
Ни одна из них не любила меня так,
Чтобы обнять и плакать,
Все они меня вампиризировали…

[Я написал «обнять и плакать»?
Какая оплошность! Можно подумать,
Что я хотел бы чтобы меня жалели?
Меня? Жалели? Язык оскользнулся мой знать.]

Всю ночь здесь буря бушевала,
А утром снег ещё пошёл,
От ветра южного качало
Мою квартиру, как престол

Царя, которого свергает
В порыве диком злая чернь,
Но царь престол не покидает
Сидит, сыновен и дочернь.

Вцепился в трон, немеют пальцы,
Так дул мне ветер в три окна,
Как будто злобные малайцы
От пальмового от вина,

От изумрудного бетеля
Все впали в амок, триста душ!
Как будто яростный, к постели
Жены неверной прибыл муж!

Так дуло в декабре и выло,
Под тридцать метров ветер был,
Я видел, баржа — проходила
Москвой-рекою. Тупорыл

Буксир тяжелый плоским телом
Утюжил воду навсегда
И думал я: — За коим делом?
Нужны мне все мои года?

Мой горький опыт наслажденья,
Мой страстный опыт без штанов?
К полудню рёк мне дух сомненья
«Умом и духом ты здоров!

И будешь продолжать питаться
Из юных девок сок сосать,
Вампиром старым наливаться,
Как клоп, какая благодать!»

Спасибо буре. Просветлила!
Спасибо буре. Сгоряча
Наотмашь по щекам мне била
(По окнам) — тем меня леча!

Сидим: я — старый классицизм
И ты, — левретка молодая,
Ты веришь в красный коммунизм
И лаешь ты не умолкая.

У нас борьба идеологий,
Что ж телом телу не помочь?
Сижу, гляжу, седой и строгий,
Как быстро наступает ночь…

Меж нами возрастной барьер,
Так рассудил бы обыватель,
Но я же не типичный сэр,
Но я же вечный соискатель

Любви. А ты про молодёжь,
Союз свой юных коммунистов,
Я думал: ты ко мне придёшь.
Берет свой снимешь, и неистов,

Каскад волос твоих падёт
На твои плечики лихие,
Я лучше всех тебя возьмёт,
Не то что мальчики. Глухие

Они к концерту твоему!
Я лучше их тебя возьму…
Но отдаленная сидела,
Пока мне ты не надоела…

«Иди отсюда! Вон пошла!»
Как дева старая, сухая,
Так комсомолка убрела…
А впрочем, может как святая…

На разукрашенную ёлку
И на играющих детей
С японской биржи, втихомолку,
Глядит худеющий «Никкей».

А РТС паденьем в бездну
Уже догнал ММВБ
И если захотят вдруг бесы, —
Мы все окажемся в трубе.

Там будут вшивые вокзалы
И ледяные поезда,
Туда стремятся бирж обвалы,
Туда, стремительно туда!

Где кипяток в железных кружках,
Болезни, голод и разбой,
Где не прикрыть лицо подушкой
Перед бетонною Москвой.

Где ходят гвардии лихие,
Где носят спирт и пулемёт,
Там возмущается Россия
И возмущается народ…

Итак, грозя войной гражданской,
Приходит к детям Новый Год,
А взрослый, словно перед Каннской
Пред страшной битвой битвы ждёт…

Ещё в детстве я решил давно,
Что хочу быть бедным и аскетом,
Хлеб жевать, и если пить вино,
Покупать его большим пакетом,
Чтоб дешевле стало мне оно.