Аполлоний Родосский - Аргонавтика

Так начинается пролог. «Тельхины» упрекают Каллимаха в том, что он отказывается от «единой продолжительной песни», не хочет в многотысячных стихах воспевать царей и героев, а подобно несмышленому дитяти сплетает свитки стишков, хотя за его плечами немало декад прожитых лет. Поэт возражает им и ссылается на своего покровителя Аполлона, который призывает его построже относиться к своей музе и не искать давно проторенных дорог:

Этот же мотив неоднократно присутствует в некоторых эпиграммах Каллимаха. Эпиграммы Каллимах сочинял всю свою долгую жизнь. И в них те же рассуждения о новых непроторенных дорогах, об отвращении к мутной воде из грязного всеобщего ручья, о предпочтении изящного и отделанного стиля поэзии тучному и шероховатому. Впоследствии часто цитировался якобы каллимаховский афоризм — «большая книга является большим злом». Традиция адресует все подобные обвинения Аполлонию. Но, во-первых, по количеству стихов «Аргонавтика» примерно одинакова с «Причинами». «Едиными продолжительными» произведениями были также другие эпические поэмы современников Каллимаха. Затем, во второй книге «Причин», содержится довольно пространная история о походе аргонавтов, сюжетно примыкающая к четвертой книге «Аргонавтики» и соотнесенная с преданиями о Фере и основании Кирены. Во-вторых, главное в том, что сохранился отрывок античной схолии, где перечислены «тельхины», т. е. литературные противники Каллимаха. Среди них нет имени Аполлония.

Таким образом, история отношений Аполлония и Каллимаха на фоне художественных разногласий в литературных кругах Александрии продолжает оставаться до конца не выясненной. Вполне возможно, что разногласия имели место; жанровая природа «Аргонавтики» была не похожа на жанровую природу «Причин», хотя и у Аполлония этиологическая направленность была достаточно представлена на фоне общего сюжета. Но, с другой стороны, в дошедшем до нас собрании античных эпиграмм («Палатинская антология») сохранилась дерзкая и язвительная эпиграмма какого-то Аполлония Грамматика, в которой дважды поименован Каллимах:

Прозвище «Грамматик» обычно носил Аполлоний Дискол, живший столетием спустя после Аполлония Родосского, но для его времени такая насмешка не была злободневной. И хотя имя «Аполлоний» было очень распространено, автором эпиграммы вполне мог быть Аполлоний Родосский, а ее текст — выпадом против Каллимаха именно тогда, когда авторитет его при дворе с появлением

Береники, Киренской принцессы, явно возрос. Смысл насмешки как поругания бесспорен. Автор разгневан публикацией «Причин» и ругает Каллимаха за детскую забаву, за обращение к теме аргонавтов, т. е. «деревянному кораблю», используя игру слов, так как по-гречески слово «корабль» и «нога» были довольно близки по звучанию, а «деревянная нога» означало нечто близкое к русскому «остолоп». Во второй строке игра слов продолжается: заглавное слово сборника Каллимаха «Причины» и слово «виновный, виновник, давший повод» — в греческом языке однокоренные.

Другими словами, отрицать факты разногласия и полемики нет достаточных оснований. Но вряд ли они объясняли отъезд Аполлония из Александрии. Со смертью Птолемея II, с появлением Береники и воцарением Птолемея III авторитет Аполлония как фаворита умершего царя и приверженца его политического курса сразу же падает. Управление библиотекой передается Эратосфену Киренскому. Влияние Каллимаха Киренского, ставшего после написания эпиникия в честь победы киренской колесницы на общегреческих состязаниях и эпилога четвертой книги «Причин» — элегии «Прядь волос Береники» — настоящим придворным поэтом, возросло непомерно. Опала сразу же постигла могущественного первого министра Птолемея II диойкета Аполлония Аргеофонтида, сосланного в пустыню.

Завершалась блистательная эпоха правления Птолемея II, империя которого прошла сквозь все трудные испытания и положила начало эпохи расцвета новой науки и культуры. Аполлоний вынужден был покинуть Александрию во избежание серьезных последствий.

Неясным продолжает оставаться также свидетельство биографов о двух изданиях или же двух публикациях «Аргонавтики». Среди различных гипотез, нередко связанных с той же причиной отъезда, одна представляется более достоверной.

Каллимах, как известно, составлял свои «Причины» в два приема: сначала отделывал каждую элегию, а затем находил ей место в сборнике. В конце жизни он вновь вернулся к уже законченному сборнику и переработал первые две книги. Второй публикации «Аргонавтики» не могло быть на Родосе, так как поэма неотделима от внешней политики Птолемея II и тех поэтических задач, которые были актуальны в Египте в 270 — 260-х годах. А политика Родоса, находившегося всегда в оппозиции к птолемеевскому Егапту, нигде не нашла отражения. Сначала Аполлоний мог публично излагать отдельные эпизоды своей поэмы, не встретившие одобрения. А впоследствии представить уже поэму целиком. Но все эти домыслы вряд ли разрешимы.

В Александрийской библиотеке, в устной традиции Аполлоний изучал и знакомился с историей путешествия аргонавтов. Он знал свидетельства Гомера и Гесиода, читал Мимнерма и десятки других поэтов, постоянно упоминаемых в схолиях. Сюжеты «Аргонавтики» неоднократно воспроизводились в драмах. Непосредственными предшественниками Аполлония были Антимах Колофонский и Филит Косский. Кипрский поэт Клеон в своей «Аргонавтике», состоящей из нескольких книг, одной из центральных фигур повествования сделал Афродиту, покровительницу Кипра.

Весь колоссальный материал, подобранный Аполлонием, вполне отвечал вкусам его современников. Он умел объединить все то, что дразнило и разжигало любопытство, волновало воображение, представлялось удивительным и даже невероятным. В идейно-социальной направленности поэмы, нарочито скрытой за всевозможными парадоксами, для посвященных сливались идеи панэллинства, космополитизма и неоспоримых универсальных египетских привилегий.

События, излагаемые в «Аргонавтике», хронологически должны были опережать события «Илиады» и «Одиссеи». Тут уже было ощутимо как соперничество, так и вызов Гомеру. Аполлоний для одних выступал в маске почитателя Гомера, другие же с большим основанием видели в нем эпического певца нового времени. Подобная двойственность была типична для эллинистической поэзии. Но, если новации Каллимаха и Феокрита лежали на поверхности, Аполлоний так сумел задрапировать их, что обманул как своих современников, так и позднейших исследователей вплоть до Нового времени. В числе недошедших сочинений Аполлония был трактат «Против Зенодота», александрийского ученого первой половины III в. до н. э., подготовившего первое критическое издание Гомера, предшественника Аполлония на посту главы библиотеки. И вновь мы не знаем, каковы были возражения Аполлония своему старшему собрату. Возможно, Аполлоний с молодым максимализмом выступал против обычной фетишизации гомеровской поэзии. Во всяком случае, в своей поэме он демонстрировал творческий подход и к гомеровскому стиху, и к гомеровской лексике и стилю, перефразируя целые гомеровские пассажи, прибегая к скрытым намекам и нередко даже воспроизводя близкие к Гомеру эпизоды. Даже объем «Аргонавтики» был в шесть раз меньше, чем каждая из двух поэм Гомера, которые усилиями александрийских филологов были разделены на 24 книги.