Демьян Бедный - Стихотворения

Святая истина была в словах толпы:
Ведь в Думе кто сидел? Помещики, попы.
А с мужиком у них была какая спайка?
Крест да нагайка!

Полна страданий наших чаша,
Слились в одно и кровь и пот.
Но не угасла сила наша:
Она растет, она растет!

Кошмарный сон — былые беды,
В лучах зари — грядущий бой.
Бойцы в предчувствии победы
Кипят отвагой молодой.

Пускай шипит слепая злоба,
Пускай грозит коварный враг,
Друзья, мы станем все до гроба
За правду — наш победный стяг!

У барыни одной
Был пес породы странной
С какой-то кличкой иностранной.
Был он для барыни равно что сын родной:
День каждый собственной рукой
Она его ласкает, чешет, гладит, —
Обмывши розовой водой,
И пудрит и помадит.
А если пес нагадит —
Приставлен был смотреть и убирать за ним
Мужик Аким.
Но под конец такое дело
Акиму надоело.
«Тьфу, говорит, уйду я к господам другим!
Без ропота, свободно
Труд каторжный снесу.
Готов служить кому угодно,
Хоть дьяволу, но только бы не псу!»
Так порешив на этом твердо,
Оставшись как-то с псом наедине,
Аким к нему: «Скажи ты мне,
Собачья морда,
С чего ты нос дерешь так гордо?
Ума не приложу:
За что я псу служу?
За что почет тебе, такому-то уроду?!»
«За что? — ответил пес, скрывая в сердце злость.
За то, что ты — мужичья кость,
И должен чтить мою высокую породу!»

Забыл Аким: «По роду и удел!»
Так ведь Аким — простонародье.
Но если я какого пса задел,
Простите, ваше благородье!

Помещик прогорел, не свесть конца с концом,
Так роща у него взята с торгов купцом.
Читателям из тех, что позлословить рады,
Я сам скажу: купчина груб,
И рощу он купил совсем не для прохлады,
А — дело ясное — на сруб.
Все это так, чего уж проще!
Однако ж наш купец, бродя с сынком по роще,
Был опьянен ее красой.
Забыл сказать — то было вешним утром,
Когда, обрызгана душистою росой,
Сверкала роща перламутром.
«Не роща — божья благодать!
Поди ж ты! Целый рай купил за грош на торге!
Уж рощу я срублю, — орет купец в восторге, —
Не раньше осени, как станет увядать!»
Но тут мечты отца нарушил сын-мальчонок:
«Ай, тятенька, гляди: раздавленный галчонок!»
«И впрямь!.. Ребята, знать, повадились сюда.
Нет хуже гибели для птиц, чем в эту пору!
Да ты пошто ревешь? Какая те беда?»
«Ой, тятенька! Никак, ни одного гнезда
Мне не осталось… для разору!»

Что скажешь о сынке таком?
Он жадность тятькину — в количестве сугубом,
Видать, усвоил с молоком,
Был тятька — кулаком.
Сын будет — душегубом!

Приятель мне сказал: «Демьян, голубчик мой,
Не вышла бы с тобой вдруг басня наизнанку:
Из типографии поедешь ты домой,
А попадешь — в охранку!»
Ответил другу я: «Спасибо и на том!
Скажу без лишней злости:
Приятней самому быть приглашенным в гости,
Чем ждать к себе гостей „приятных“ в дом».

«В таком-то вот селе, в таком-то вот приходе», —
Так начинают все, да нам — не образец.
Начнем: в одном селе был староста-подлец,
Ну, скажем, не подлец, так что-то в этом роде.
Стонали мужики: «Ахти, как сбыть беду?»
Да староста-хитрец с начальством был в ладу,
Так потому, когда он начинал на сходе
Держать себя подобно воеводе,
Сражаться с иродом таким
Боялись все. Но только не Аким:
Уж подлинно, едва ли
Где был еще другой подобный правдолюб!
Лишь попадись ему злодей какой на зуб,
Так поминай как звали!
Ни перед кем, дрожа, не опускал он глаз,
А старосте-плуту на сходе каждый раз
Такую резал правду-матку,
Что тот от бешенства рычал и рвался в схватку,
Но приходилося смирять горячий нрав:
Аким всегда был прав,
И вся толпа в одно с Акимом голосила.
Да что? Не в правде сила!
В конце концов нашел наш староста исход:
«Быть правде без поблажки!»
Так всякий раз теперь Аким глядит на сход…
Из каталажки.

Играй, моя гармошка.
Играй, играй, играй!
Прославился Тимошка
На весь на русский край.
«Тимошка!» — «Честь имеем!»
«Ты — парень с головой.
Был Маркову лакеем,
Так будешь — становой!»
То слыша, бабка Фекла
Вздохнула: «Как нам быть?
Вставлял Тимошка стекла,
А нынче — будет бить!»

Недавно случай был с Барбосом:
Томила пса жара.
Так средь двора
Клевал он носом.
А не заснуть никак!
Усевшись на тыну.
Сорока-стрекотуха
Мешала сну.
«Ой, натрещала ухо…
И принесло же сатану!
Чай, больше места нет?..
Послушай-ка, болтуха
Уж ты б… таё…
Недалеко до лесу…
Летела б ты, ей-богу, к бесу!»
Сорока же — свое:
То сядет, то привскочит,
Слюною глазки мочит,
Псу жалобно стрекочет:
«Голубчик, не озорь!
Ведь у меня, гляди, какая хворь:
Я так измаялась, устала, —
Пить-есть почти что перестала, —
Вся измытарилась и сердцем и душой,
Скорбя о братии меньшой!
И ко всему щеку раздуло… вспухли губы…
Ох, смертушка! Нет сил терпеть зубную боль!»
«Щека и губы… Тьфу! — рычит Барбос. —
Позволь,
Трещотка чертова, кому бы
Врала ты, да не мне.
Где ж видано, в какой стране, —
Уж разве что во сне, —
Чтоб у сороки были… зубы?!»

Урок вам нужен? Вот урок:
Встречаются меж нас нередко лицедеи:
Высокие слова, высокие идеи, —
Нет подвигов, но будут — дайте срок!
Известно urbi et (смотри словарь!) — et orbi:
Их грудь — вместилище святой гражданской скорби!
На деле ж вся их скорбь — зубная боль сорок!

Над высохшим Ингулом
С ружьем в руках бреду,
Поля рабочим гулом
Полны: косьба в ходу.

Блестят на солнце косы,
Стучат о сталь бруски.
Широкие покосы
Ложатся до реки.

Мелькают часто грабли,
Вязальщицы в поту.
«Что, милые, ослабли?
Жара невмоготу».

«Ништо!.. Вот ты бы, право.
Прошел с косой хоть раз!»
И смотрит так лукаво
И щурит черный глаз!

«Что ж думаешь, воструха?
Аль не видал я ржи?!
Дай косу мне, Петруха,
А сам за мной вяжи».

Рукам от поту склизко.
Мой первый взмах — высок.
Пустил я косу низко:
Коса вошла в песок!

«Умора!.. Фу-ты ну-ты!» —
Смеются косари.
На пальцах в три минуты
Натер я волдыри.