Вера Полозкова - Фотосинтез

А ты смотришь – и словно Бог мне в глаза глядит».

Бернард пишет «Мне сорок восемь, как прочим светским плешивым львам,

Я вспоминаю, кто я, по визе, паспорту и правам,

Ядерный могильник, водой затопленный котлован,

Подчиненных, как кегли, считаю по головам –

Но вот если слова – это тоже деньги,

То ты мне не по словам».

«Моя девочка, ты красивая, как банши.

Ты пришла мне сказать: умрешь, но пока дыши,

Только не пиши мне, Эстер, пожалуйста, не пиши.

Никакой души ведь не хватит,

Усталой моей души».

31 января 2008 года.

Когда-нибудь я действительно заберусь на

Солнечный пик, лопатки сведу до хруста,

И все эти строки медленно сменят русло

И потекут не через меня.

Это большая умственная нагрузка.

Мне тотчас перестанет быть так темно и грустно.

И я сяду на пике, пить из горла ламбруско,

Чуть браслетами двухкопеечными звеня.

Как-нибудь проснуться уже, беспечным, пустым и чистым,

Однозначным и вечным, как ландыш или нарцисс там;

Не самим себе бесом – самим себе экзорцистом

В окружении остроумцев и воротил,

А вот чтобы тебе поверили, раз увидев,

Стать, дурного себя за редкий кустарник выдав,

Просто частью многообразья видов.

Аккуратно извлечь из глупой башки тротил,

И не спрашивать консультации у светил,

А чтоб кто-нибудь взял, укутал и приютил.

И одни в кулачок рыдают у аналоя,

У других если песня, значит, про «все былое»,

А ты просто алоэ.

Мыслящее алоэ,

С маленькими зубчиками везде.

И вот та ходит с рожей, будто в дому покойник,

А вот этот ночует в сотнях случайных коек,

А у тебя только кадка и подоконник,

И над каждым домиком

По звезде.

24 января 2008 года.

Вот был город как город, а стал затопленный батискаф,

Словно все тебя бросили, так и не разыскав,

Пожила, а теперь висишь как пустой рукав

У калеки-мальчика в переходе.

Да никто к тебе не приедет, себе не лги.

У него поезд в Бруклин, а у тебя долги,

И пальцы дрожат застегивать сапоги

Хоть и неясно, с чего бы вроде.

Дело не в нем, это вечный твой дефицит тепла,

Стоит обнять, как пошла-поехала-поплыла,

Только он же скала, у него поважней дела,

Чем с тобой тетешкаться, лупоглазой;

То была ведь огнеупорная, как графит,

А теперь врубили внутри огромный такой софит,

И нутро просвечивает нелепо, и кровь кипит,

Словно Кто-то вот-вот ворвется и возопит:

«Эй, ты что тут разлегся, Лазарь?..»

Полно, деточка, не ломай о него ногтей.

Поживи для себя, поправься, разбогатей,

А потом найди себе там кого-нибудь без затей,

Чтоб варить ему щи и рожать от него детей,

А как все это вспомнишь – сплевывать и креститься.

Мол, был месяц, когда вломило под тыщу вольт,

Такой мальчик был серафический, чайльд-гарольд,

Так и гладишь карманы с целью нащупать кольт,

Чтоб когда он приедет,

было чем

угоститься.

22 января 2008 года.

Это как проснуться в пустой палате,

повыдирать из себя все трубки, иголки, датчики,

Выбежать во двор, в чьих-нибудь бахилах на босу ногу;

Что они сделают, эти чертовы неудачники,

С обреченным тобой, подыхающим понемногу;

И стоять, и дышать, и думать – вот, я живой еще,

Утро пахнет морозом, и пар изо рта, и мне бы

Хоть бы день; а уже тишина начинает сигналить воюще,

Уже сердце растет, как сказочное чудовище,

Небо едет вниз по дуге, и ты падаешь возле неба.

Твою душу легонько сталкивают корабликом

Вдоль по вечной реке, и весь мир обретает краски

И рельеф; а ты сам навсегда лежишь почерневшим яблоком,

Поздним августом, на ступенечке

У терраски.

* * *

Построенье сюжета странно,

Цель трагически неясна:

У нас не совпадают столицы, страны,

Интересы, режимы сна.

You will have no sympathy for my grieving*,

You will have no pity of any sort –

Позвонить мне стоит пятнадцать гривен,

А ко мне приехать – так все пятьсот;

Если пить, то сейчас, если думать, то крайне редко,

Избегая счастливых, мамы и темноты.

Для чего мне все эти люди, детка,

Если ни один все равно не ты.

Если кто-то подлый внутри, ни выгнать, ни истребить,

Затаился и бдит, как маленькая лазутчица.

Ай спасибо сердцу, оно умеет вот так любить –

Да когда ж наконец

разучится.

15-16 января 2008 года.

Пока ты из щенка – в молодого волка, от меня никакого толка.

Ты приходишь с большим уловом, а я с каким-нибудь круглым словом,

Ты богатым, а я смотрю вслед чужим регатам,

Что за берега там, под юным месяцем под рогатым.

Я уже могу без тебя как угодно долго,

Где угодно в мире, с кем угодно новым,

Даже не ощущая все это суррогатом.

Но под утро приснится, что ты приехал, мне не сказали,

И целуешь в запястье, и вниз до локтя, легко и больно

И огромно, как обрушение бастиона.

Я, понятно, проснусь с ошпаренными глазами,

От того, что сердце колотится баскетбольно,

Будто в прорезиненное покрытие стадиона.

Вот зачем я ношу браслеты во все запястье.

И не сплю часами, и все говорю часами.

Если существует на свете счастье, то это счастье

Пахнет твоими мокрыми волосами.

Если что-то важно на свете, то только твой голос важен,

И все, что не он – тупой комариный зуд:

Кому сколько дали, кого куда повезут,

Кто на казенных харчах жиреет, а кто разут, -

Без тебя изо всех моих светоносных скважин

Прет густая усталость – черная, как мазут.

***

Взрослые – это нелюбознательные когда.

Переработанная руда.

Это не я глупа-молода-горда,

Это вы

не даете себе труда.

Назидательность легкая, ну, презрительная ленца.

Это не я напыщенная овца,

Это вас ломает дочитывать

до конца.

Потому что я реагент, вызываю жжение.

Напряжение,

Легкое кожное раздражение;

Я свидетельство вашего поражения,

вашей нарастающей пустоты.

Если она говорит – а кому-то плачется,

Легче сразу крикнуть, что плагиатчица,

Чем представить, что просто живей,

чем ты.

Я-то что, я себе взрослею да перелиниваю.

Заполняю пустую головку глиняную,

И все гну свою линию,

гну свою линию,

металлическую дугу.

Я же вовсе не про хотеться да обжиматься,

Абсолютно не про кокетство, не про жеманство,

Не про самоедство, не про шаманство –

Даже видеть этого не могу.

Я занимаюсь рифмованным джиу-джитсу.

Я ношу мужские парфюмы, мужские майки, мужские джинсы,

И похоже, что никому со мной не ужиться,

Мне и так-то много себя самой.

Потому что врагам простые ребята скальды

На любом расстоянии от кости отделяют скальпы,

Так что ты себя там не распускал бы,