Владимир Белобров - Десять Струй, Которые Потрясли Мы

Я хотел бы, Наталия,

Вам жужжать, словно мух!

14.5.1987

Когда я ехал в трамвае,

С кустами на самой макушке,

Меня укусила за палец

Акула капитализма.

Не то, чтобы это приятно,

Но странно весьма, признаться,

Когда тебя вдруг за палец.

Акулы кусают ловко.

2.5.1987

В небе пернатая стая кружится.

Что-то мне капнуло прямо на рожу.

Я в настроении нынче хорошем.

Здравствуйте птицы!

24.5.1987

И тогда ты отпустишь Ефима.

И Тамара ухватит Егора.

А Илья будет дуть, да все мимо.

А Маруся падет у забора.

У Федула отклеются уши.

Их Варвара найдет у канавы.

Иннокентий скончается в душе,

А Матвей на коленях у Клавы.

1.6.1987

Я смотрю на предмет снаружи,

И я вижу 105 отверстий.

Я смотрю изнутри и вижу,

Что отверстий гораздо меньше.

Я беру с табуретки счеты,

И считаю отверстия снова.

Получается, что отверстий

Изнутри почему-то больше.

Я ногтями чешу в затылке.

И никак не могу постигнуть, —

Почему мы даем дорогу

Незаконным явленьям природы?

3.5.1987

У кого-то есть пятки и уши.

У кого-то есть зубы и пятки.

У кого-то есть брюхо и зубы.

У кого-то есть хвост и затылок

Есть усы у кого-то и челюсть.

Есть спина у кого-то и шея.

У кого-то есть волосы в ухе.

У кого-то есть мускулы тела.

У кого-то есть мышцы затылка.

У кого-то есть брюхо желудка.

У кого-то есть прыщик во взгляде.

У меня — только ты, дорогая.

1.6.1987

Если б розовым был сей неясный предмет,

Я бы смог извлекать из штанин пистолет.

Но все будет не так, как три тысячи лет.

Я скажу тебе, коротко: «Нет».

И обрушатся медные чресла мои,

Как голодные гвозди, на ваши скамьи.

И с дерев у реки упадут петухи,

Прямо в сети коварной любви.

И ворвется на полосы свежих газет

Исполинскими звуками ватерклозет.

И вскричит черный мавр: «Это знак Зумбы-Зет!»

И в ноздрю углубит дивный перст.

1.6.1987

Луне одинокой в помощь

Мерцает в ладонях спичка.

Меня раздавила в полночь

Последняя электричка.

16.6.1987

Я рисую небо в пятнах,

Как художник Рафаэль.

Пржевальским быть приятно, —

Можно ездить на осле.

Если б я был Менделеев,

Я бы хвастал бородой.

Я б носил медаль на шее,

Если б я был Лев Толстой.

16.6.1987

Когда я сижу в клозете,

И молча смотрю, как в бездну

Уносит потоки влаги,

И части меня былого,

Тогда я отчетливо вижу

Безбрежность пространств и связей,

И тщетность постигнуть мозгом

Великое таинство жизни.

Когда я вбиваю гвозди,

И вдруг, роковым ударом,

Себе отшибаю палец,

И зычно кричу от боли,

Тогда я стараюсь думать

О тех, кто сгорел на службе,

И прочих, уже постигших

Великое таинство смерти.

19.6.1987

На дереве птица сидела

В лучах уходящего дня.

И девушка крупного тела

Сказала, что любит меня.

И я, как в бреду ошалелый,

Спустился с сосны у ворот,

И к девушке крупного тела,

Рыдая, упал на живот!

21.6.1987

Когда тебя читаю между строк,

Меня охватывает бешеный мосторг!!!

22.6.1987

В черных отверстьях бездонных

Канет нас целое море.

Что с нами станется вскоре,

Дети ножа и батона.

В это безумное утро,

Каждой молекулой тела

Чувствуем перерожденье,

Видим движение чуда.

Зрим исполненье закона

В цепких сетях мирозданья.

Что же нас встретит за гранью,

Дети ножа и батона?

24.6.1987

РЕКВИЕМ НА ТАШЕ МИХАЙЛОВОЙ

Когда кричит ночная птица

В окно пустующего дома,

Мне в звуках чудится укромных

Девиц безмозглых вереница.

Я опоздал на праздник этот.

Когда младенцем, прыгал с тумбы,

Когда младенцем лазил в урны,

Когда в грязи валялся где-то.

И пел и над тобой смеялся,

И обзывал тебя словами.

Когда мы путались хвостами

Я не робел, а лишь плевался.

И я кусал тебя за локти,

А ты сносила молча это…

Паяльной лампой разогреты,

Ушли навеки птичьи ногти.

Ушли навеки птичьи раны,

И птичьи перья улетели,

А мы с тобою всё потели

Над скрытым смыслом строчек странных.

А мы с тобою жарким летом

Хотели выпрыгнуть в окошко.

Ты вынула из носа брошку,

Я тайный знак увидел в этом.

Я задержал тебя у края,

Но ты взметнулась, точно кошка,

Я за тобой влетел в окошко…

Мы умирали у сарая.

8.7.1987

И на обломках контрабаса

Напишут наши имена…

Прокати меня по ветру, по снегу

На коне, на коне, на коне!

Я хочу чтоб ты мчалась на ослике

Наравне, наравне, наравне!

Я тебе посвящу, моя курочка,

Восемь строк, со слезами до луж.

Я хочу чтобы ты, моя дурочка,

Называла меня А. С. Пуш.

июль 1987

ИСПОЛНЯЕТСЯ СТОЯ.

В недра избы проникал

Светоч далекой звезды.

С дальнего берега ты

Красной портянкой махал.

Я побежала в кусты.

Бережно тайну храня.

Ты, ожидая меня,

В сторону бросил костыль.

Мы взобрались на бугор,

Чтобы грядущее зрить.

Я побелела, как нить,—

Из лесу вышел Егор.

Из лесу вышел Егор,

Вытащил вострый топор,

И изрубил на куски

Гордую юность мою.

1987

ДРЕВНЯЯ ДАОССКАЯ ПЕСНЯ

Он спускается с гор и стоит предо мной неподвижно.

Его лик удален от меня на 14 цуней.

Он кладет на чело непонятный предмет формы шара.

Он с чела убирает предмет.

И я удивлен.

Он тогда достает из-под платья сушеную рыбу,

И сует ее в рот, торопливо жуя и глотая.

Он ломает мои представленья о внутреннем мире.

Я недвижно слежу за процессом.

И я изумлен.

Он тогда извлекает две палочки тонких для пищи,

И скребет свой затылок при помощи палочек этих.

Он ломает мои представленья о свойствах предметов.

Я слежу за движеньями рук

И я озарен:

Это Мяо — Человек-бамбук.

1987

Вдоль дивных клумб один бреду.

Прощай, прощай, цыганка Зина.

12.7.1987

Земле несли деревья на съеденье

Сухих ветвей ржаные сухари.

Мы измеряли времени теченье

Круговоротом жидкости внутри.

Осенний сад раздето-бесконечный

Цеплял ветвями небо за края.

Мы говорили о плененье вечном

В тугих тисках издержек бытия.

Осенний сад застыл смущенно-дивный.

Желудок пивом весело журчал,