Яшка казанова - вы е бон

не заходите. договорились? спасибо заранее.
да! извините, пожалуйста, если вы уже ранены.

час ревности равен: пяти окуркам;
трём недописанным эсэмэсам;
двум кулакам в карманах куртки;
одному билету москва-одесса;
восемнадцати обещаниям встречи;
двадцати четырём посылам к чёрту;
девяти загадываниям на нечет –
шести обломам с пометкой «чётно»;
сорока ударам по спинке стула
указательным и безымянным правой;
тридцати восьми и пяти (простуда?);
одному мучительному сопрано;
половине оргазма в сортире; паре
воспалённых зрачков; тридцати монетам...

от минутной стрелки не отлипаю,
а она мурлыкает «как ты? где ты?»

пытаюсь врать – выходит коряво.
когда-то всё тайное становится ядом.

пытаюсь молчать – выходит натужно.
что тебе приготовить на ужин?

пытаюсь смеяться – выходит нервно.
вот бы смыться с этого континента!

пытаюсь работать – выходит быстро.
ещё дюжиной писем брызну.

пытаюсь писать – выходит больно.
как кровью из ранки, теку тобою.

пытаюсь спать – ничего не выходит.
я думаю, дело в луне и погоде.

я видела её три раза. и не знаю о ней ничего, в общем.
только то, что: она «счастливая. не долго, как всегда. но очень.» –
это самое важное, что мне стоит помнить!
и то, что ей больше подходит Австралия, а не Япония;
и то, что её дочь похожа не только на Биркин, но и на эльфа;
и то, что многим голосам в телефонной трубке она предпочла бы эхо;
и то, что она гораздо мягче, чем кажется,
только под кожицу её заглянуть не каждый отваживается;
и то, что она может пить пиво без алкоголя;
и то, что она неизлечимо болеет любовью.
к кому – не знаю. её имени я не помню просто –
это не поза моя, не выебон, не юродство!
так получилось. удивительно, что, втыкая в ступни в прибрежную Стикса глину,
я про неё вспомню и попрошу её подольше быть счастливой.

ты спишь, наверное. да?
а у меня тут – шампанское, как еда.
и за окном месяц. и провода
сплетаются в косичку трехвостую,
и где-то в горле танцует сверлышко острое,
которое ни спать не дает, ни стреляться.
смотрю на себя в зеркало – вместо глаз две тёмно-синие кляксы.
думаю, может, натянуть на себя пальтошарфшапку
да и поехать на шаболовку?
буду тебе – бутербродом на завтрак. или яичницей,
вызывающей спокойствие мозга и паралич лица,
чтобы не улыбаться тем, на кого не стоит никак.

добавь мне в кофе капельку коньяка.
люблю тебя. люблю тебя.

в какой-то момент она исчезает –
больше не делит с тобой уютное обжитое пространство.
ты ей звонишь, одной ногой вываливаясь из транса,
пытаешься быть ласковым, вежливым: «ну как там дела, заяц?»
слышишь в ответ: «пошел ты к чёрту, мерзавец!»
и понимаешь – она снова права в каждой буковке. не придраться.

в какой-то момент ты ревёшь прямо в офисе
от «абаржацо!» ролика про котёнка – прислали друзья по скайпу –
и мечтаешь себе, чтобы нашелся один маломальский снайпер,
который не промахнётся. «ох, Вы знаете,
такая трагедия, такой молодой... были знаки!
но он всерьёз их не принимал – хорохорился».

в какой-то момент всё становится плавным:
- вот звонит мама, рассказывает про погоду и про соления,
- вот кофе кипит, выбулькивая из турочки, к сожалению
- вот мама опять: про бабушку, и про тётю галю, и про дальнейшие планы
- вот ты кому-то врёшь = сочиняешь = впариваешь неправду
- вот народ у метро, а за народом торчит замерзший памятник Ленину

в какой-то момент ты просто тычешься мордой
небритой дней пять, не мытой почти, немодной –
вот такой мордой мнёшься на предновогодней пьянке в липкую всеобщую радость
и шепчешь себе под нос: «ушла в четверг. но ведь три недели тихонечко собиралась!»

есть детальки, которые мне неизменно кажутся пошлыми:
читать вслух чужим людям собственные стихи; приходить минут на двадцать позже
назначенного времени встречи; постить в жж фотокарточки с декадентскими комментариями;
считать, что собирать бутылки – стыдно; судить о женщине по объему её талии;
верить, что настоящее ризотто можно попробовать только в Италии;
обязательно разговаривать со мной про Таню и
пытаться внушить своё мнение (о причёске, одежде, текстах, жестах и тдитп) о ней –
мне.

есть детальки, которые мне неизменно кажутся гадкими:
к примеру – делать взгляд с поволокой и говорить загадками;
требовать не загибать страницы, а пользоваться закладками;
прятать бутылку джина за цветочными кадками;
любой рекламный ролик мерить Каннами,
воруя при этом чужие идеи;
всякую беседу пытаться перевести в деньги;
спрашивать: «ну что, пригласишь на день рождения?»

есть детальки, которые мне неизменно кажутся жалкими:
привязываться к брендам во всём – от трубки курительной до пижамки;
втягивать пузо и втискиваться в пиджак
на два размера меньше необходимого;
называть «эта штуковина» и писсуар, и презерватив. и собственный член, и дилдо;
говорить на родительском собрании: «мой ребенок – индиго!
потому он такой впечатлительный, возбудимый, потому он такой бунтарь и задира».

мда... детальки, которые и в руки-то взять стыдно.
что же я горячусь так? после глинтвейна ещё не остыла?
ведь на самом деле мне всё равно – что анфас, что с тыла –
просто вдруг передёрнуло.

женщины созданы для удовольствий.
(Господи, спасибо тебе за!)
какая разница, чья там баталия, и куда направляется войско,
если ты берёшь её лицо ладонями, смотришь прямо в глаза,
и видишь – не рассвет вовсе, а утро с кнопкой будильничной
+ инициалы начальницы Валентины Ильиничны,
набранные на бланке компании шрифтом Times New Roman
с омерзительными засечками? конечно, у тебя за спиной Рона,
громадьё планов, сикорски и танки...
женщины придуманы для удовольствий! для ванн из молока с кровью. для внезапного танго
у горячей плиты за пару минут до ужина.
для дегустаций: сигар, людей, эмоций, взглядов, наркотиков всех мастей. к тому же – на
удовольствия возлагая весь смысл этого месива пёстрого, этого кружева,
странно не признавать: женщины замужниеженатыенеженатыенезамужние –
все(!) созданы скульпторами ордена гедонистов
вне зависимости за десять им, за пятьдесят или за триста.