Надежда Львова - Старая сказка. Стихотворения

«Только миг один с тобой мы были вместе,
Только яркий миг на тусклом фоне лет…
Будь же, будь же верен сказочной невесте,
Сохрани свой строгий рыцарский обет».

Со всех сторон протянуты к нам руки!
Со всех сторон слышна жестокая мольба,
И на кресте извечном страстной муки
Распять нас могут все, как римляне – раба!

Все правы, все! взглянуть в глаза – и грезы,
Желанием своим коснуться душ – и тел…
Что можем мы, надломленные розы?
Быть распинаемой – позорный наш удел.

Но, против воли, мы, клонясь, как стебель гибкий,
На каждый знойный зов бросаем отзыв свой.
И всем мы отдаем лобзанья и улыбки,
Не в силах устоять пред жаждою – чужой…

О, если бы порвать кошмар наш упоенный,
Отдаться лишь любви, как нежащей волне!
И бросить ваше «нет!» желаний тьме бездонной,
И бросить наше «да!» лазурной вышине.

Минувшие дни в моем сердце, как розы завялые,
Как нежные розы, помятые ранней грозой.
Но чужды мне новые розы — цветы запоздалые:
Я рву их небрежно, холодной, жестокой рукой.

Я рву их безжалостно… Мщу ли я снам неразгаданным,
Себе ли я мщу, обрывая, топча лепестки,—
Но жадно дышу я их запахом — мертвенным ладаном,
Ложащимся нежно над днями любви и тоски.

Пусть кружатся в запахе душном мечты опьяневшие —
В бреду моем чуждого имени не назову.
И, в сердце тая прежних роз лепестки облетевшие,
Я новые розы зачем-то безжалостно рву.

Сверканье люстр хрустальных,
Назойливых, как день,
И женских глаз печальных
Ласкающая лень.

И глаз мужских улыбки,
Дрожанье голосов,
И нежный, томный, зыбкий,
Как волны — скрипок зов.

И плач их утомленный…
И, как прибои впотьмах,
Шаг страсти окрыленный
По розам на столах.

И кто-то близко, рядом,
Склонившийся ко мне.
Под чьим-то знойным взглядом
Я грежу в полусне.

Дрожат слова влюблённо,
Как бред, горят цветы…
А сердце исступленно
Стучит: «не ты! не ты!»

У тебя в петлице белая ромашка.
У меня букетик пламенных гвоздик…

– Помнишь скат пологий сонного овражка,
Где поет прозрачно плещущий родник?

Нынче день весенний… Солнце нежно ярко…
Будь со мной, как прежде, в этот зыбкий миг!

– Помнишь сон тревожный сумрачного парка,
Где к моим губам ты в первый раз приник!

Как тогда нежданно — вдруг — весна настала!
Помнишь в дымке вишен задремавшей сад?

– А потом, внезапно, шум и гул вокзала,
Из окна вагона мой прощальный взгляд…

Нет! не надо помнить. Помнить слишком больно.
Почему ты бледен? Почему молчишь?

Предвесенней тайной веющая тишь…

Не для нас… Не надо… Грустные, несмело,
Входим мы в ревущий уличный поток.

– У меня гвоздика ярче заалела,
У тебя в петлице, словно снег, цветок.

Не только пред тобою – и предо мной оне:
Их взоры я ловлю,
Их шаг замедленный в тревожной тишине,
Их голос слышу я, когда, склонясь ко мне,
Ты говоришь «люблю».

Оне всегда с тобой, поникшие в борьбе…
Всех вижу их – чужих!..
Я знаю столько губ, склонявшихся к тебе,
И столько страстных слов, не отданных судьбе
И вкованных в твой стих!

И если близко ты, иглу бесцельных мук
Вонзает кто-то в грудь:
«Как! Столько было снов – и все забылись вдруг?»
«Нет! – слышу я во мгле чьего-то смеха звук. –
Он наш – не позабудь!»

О, не забуду я твоих забытых снов,
Твоих погасших дней…
В словах томительных – лишь отзвук прежних слов,
И в зове тающем – мне слышен скорбный зов
Тоскующих теней.

Навеки мы с тобой в их сомкнутом кольце!
Мне их – не победить.
В сияньи прошлого, в немеркнущем венце
Оне скользят вокруг, с усмешкой на лице,
И не дадут любить.

И оба — с крыльями! А я лететь не смею!
Боюсь ли бездны я? Иль неба я боюсь?
Каких миров мечты задумчиво лелею?
Зачем, бессильная, томительно немею,
Как будто не решив еще—пред кем склонюсь?

Но не склониться мне! Звучать слова запрета —
Неведомой Судьбы таинственный завет:
На грани вечной тьмы с волной лазурной света,
В их яростной борьба — я зритель без ответа.
И нет спасенья мне, как им — победы нет!

На грани двух миров я прохожу ступени…
Напрасно рвется в даль мечта, мой вечный враг.
В полумраке иду, впивая вздохи, пени,
И — оба с крыльями — два призрака, две тени,
Покорно стерегут мой каждый робкий шаг.

Так странно вспоминать пережитое…
Так странно видеть столько смутных лиц,
Ушедших в невозвратное, иное,
И, может быть, во мгле поникших ниц…
Так странно знать, что нас уже не двое,
Что я одна у сумрачных границ.

Не страшно мне раскрывшихся границ…
Но как принять, что всё пережитое,
Где на святом костре горело двое,
Закрылось сонмом новых, чуждых лиц?
Что пред иным склоняюся я ниц,
И что святым мне кажется — иное?..

Не то, чего ждала я: нет, иное
Сквозит в чертах непройденных границ.
Иной алтарь зовет склониться ниц,
Сжигая перед ним пережитое,
И лишь оттенки этих чуждых лиц
Твердят о сне, что видели мы — двое.

И странным кажется мне бред, где двое
Мечтали зреть нездешнее, иное
В улыбке сближенных, безвольных лиц.
Где страсть стонала: «нет для вас границ!
Лишь мной святится все пережитое,
Лишь предо мною скл о нитесь вы ниц!»

Зачем же радостно склонялись ниц
Одним огнем прожженные, мы — двое,
Когда все прошлое, вдвоем пережитое,
Манившее в бездонное, иное,
Закрылось хаосом иных границ
И очертаньями безвестных лиц?

Ужель затем, чтоб в вихре этих лиц
Узреть одно, склоняющее ниц,
Ведущее опять вдоль всех границ,
Твердящее, что снова будут двое,
И что двоим, сквозь все пережитое,
Навек сверкнет нездешнее, иное?..