Анатолий Аврутин - Журнал «День и ночь» 2011–03 (83)

Я не один — со мной
И Пушкин, и Есенин.
Последняя слеза ещё не утекла…

Я накрепко заснул
В одно из воскресений.
И снилось мне, что пьём шампанское втроём.
Я не один — со мной

И Пушкин, и Есенин.
И матерят меня за творчество моё.
Сиреневый туман —
От сырости дрожу я.

Ещё не утекла последняя слеза.
Сказали, что пою
Под музыку чужую,
Что мне давно пора нажать на тормоза…

У дверей из подземелья шум и крики,
папарацци наставляют аппараты.
Возвращается Орфей без Эвридики,
на кифаре его струны оборваты.

Что Орфей без Эвридики — их дела-то,
но почувствовала как-то на рассвете,
что писать я как-то стала вдохновято,
или, может быть точнее, — вдохноветей.

Пародистам наперёд скажу: «Ребяты,
ох, дождётесь от меня, друзья, расплаты.
Будут книжки ваши мною разорваты,
а потом по белу свету разбросаты…»

Сказать, какой? Но я и сам не знаю,
Удобно ли в таком признаться сне?
Что я в футбол с Ахматовой играю,
Пасую ей, она пасует мне.

Мы как-то раз с Ахматовой играли
В футбол — подумать, что приснилось мне!
А Рейна вместе с Найманом не взяли —
Они страдали горько в стороне.

Недолго пасовался со старушкой,
И получалось всё у нас о’кей.
Я спал в трусах, а завтра лягу с клюшкой,
Чтоб погонять с Андреевной в хоккей.

Они сливаются в одно:
Неважно — кто там сверху, снизу…
Но кто-то первым всё равно
Включить захочет телевизор!

Постельных знаю много схем
И многих видела в постели,
И там не важно — кто под кем,
У голубков иные цели.

И там целуются хотя,
Но люди мы иного культа,
Нам важно не зачать дитя,
А первым тиснуть кнопку пульта.

Я поймаю золотую рыбку,
И желанья сбудутся твои.

Удочку закинул, как бывало,
Для тебя всё, милая, смогу!
А поскольку рыбка не клевала,
Я стихи читал на берегу.

Но внезапно волны стали тише,
После — непредвиденный финал:
С вилами мужик из моря вышел
И спросил: Кто рыбу распугал?

Я сказал: Любимая! Родная!
Рыбку хочет — в этом нет греха.
И услышал: Рыбка золотая
Сдохла после третьего стиха.

Хоть я вас больше не люблю,
В душе не мерзость запустенья,
А пламя женского презренья —
Дотла и вы, и всё подряд…

Да, я покаяться должна,
Хожу с опущенной главою —
В том, что горело под Москвою,
И всё подряд — моя вина.

Молчком сижу и ни гу-гу
Оставила людей без крова
В запале женском я, Реброва!
Что сделает со мной Шойгу?

Я географию страны
Учил по винным этикеткам.

Я на себе деру штаны,
Беду не выразить без мата —
Я географию страны
Учил неправильно, ребята!

Когда бы, не жалея сил,
Я б не травил себя абсентом,
А всё по атласу учил —
То стал бы, может, президентом.

…выходит девочка дебильная,
по жёлтой насыпи гуляет.

...........................................

Ей очень трудно нагибаться.
Она к болту на 28
подносит ключ на 18,
хотя её никто не просит.

С улыбкою не совсем умильною,
собака лает — ветер носит,
пишу про девочку дебильную,
хоть МПС меня не просит.

С ключами, с оловом для пайки
над жёлтой насыпью витает.
Она отвинчивает гайки,
те, что в головке не хватает.

Ночует в будке трансформаторной,
читает вслух Агату Кристи,
людей встречая речью матерной,
такой, что в роще сохнут листья.

Она вбивает в шпалу гвоздик,
в зубах дымится папироса,
Там маневровый паровозик
порою падает с откоса.

Дебильных девочек косички
частенько вижу за вокзалом.
И я не езжу в электричке —
хожу тихонечко по шпалам.

О, файлы удалённые в корзине
меняющего кожу бытия…

Я объясню — зачем тянуть резину,
Терзать недоумением народ,
Что файла удаление в корзину
Практически — компьютерный аборт.

В такие игры с Музою играю,
Талант гублю бездарно, на корню!
Я файлы гениальные — стираю,
А барахло десятки лет храню.

И абы что потом вставляю в книжку,
Аж самому не хочется читать!
Друзья-поэты!
Отнимите мышку,
А иначе великим мне не стать!

…Где ночь подряд в окне барочном
Светилась дурочка-звезда.

Один я шёл дорогой пыльной,
Сквозь мрак неведомо куда.
На небо глянул — там дебильно
Светилась дурочка-звезда.

На сердце — пасмурно и хмуро.
И, обратившись к небесам,
Я закричал: — Звезда, ты — дура!
Звезда хихикнула: А сам?

Я почему-то не машу им вслед:
то нет платка, то нет руки свободной,
а то меня во всём народе нет —
смешно сказать: меня-то, всенародной.

Я на трибуне лирики стою,
увы, народу ставшей непригодной.
Пройдут внизу читатели в строю —
махнула б им — да нет руки свободной.

Хотя я всеми признанный поэт,
за многое признательна фортуне,
а что меня во всём народе нет —
да как в нём быть, когда я на трибуне.

Клонились к закату январские сутки,
Ломал тишину резкий крик воронья.
Мирза откопал меня, нежный и чуткий.
Потом пригляделся — а это не я.

Я как-то Мирзе прочитала по блату
Поэму, а в ней ну ни слова вранья…
В тот раз почему-то схватил он лопату,
А я закричала, что это не я.

Трагедии этой опустим детали.
И всё же меня напечатал журнал.
Не важно, друзья, где меня откопали,
А главное то — кто меня откопал.

Без нас решат литературоведы,
кому куда, когда и кто есть ху…