Валентин Коровин - Поэты пушкинской поры

Не спрашивай, зачем я так уныл!
Ты знать должна вину моей печали:
Мой взор тебе давно ее открыл,
Когда об ней уста мои молчали.
Мне суждено по гроб тебя любить;
Но, знать, любви внушить я не умею!
Нет, счастие тобой любимым быть
Не для меня: я ждать его не смею!
Из жалости одной к моим слезам
Ты мне твердишь любовные обеты;
Не верю я пленительным словам:
Я не видал в тебе любви приметы!
Стою ль вдали, с безмолвною тоской, —
Твой взор меня в толпе не отличает;
Иль робкою коснусь к тебе рукой —
Твоя рука моей не отвечает.
Спокойна ты: встречаешь ли меня
Или даришь мне поцелуй небрежный, —
В глазах твоих нет пылкого огня
И на щеках румянца страсти нежной.
Когда я шел вчера, простясь с тобой,
Не для меня ты у окна стояла —
И тусклого стекла не отирала,
Чтобы взглянуть украдкой вслед за мной!
Досель я жил отрадой упованья,
Я сам себя обманывать хотел,
И наяву коварные мечтанья
Любовь твою сулили мне в удел!
Но ты меня лишила наслажденья:
Мечты мои рассеялись, как дым,
Упала с глаз повязка заблужденья,
И опыт мне сказал: ты не любим!
Жестокая, ты хочешь быть мне другом —
Любви твоей, любви желаю я!
Когда меня ты назовешь супругом,
Без сердца мне на что рука твоя?
Где для меня цвели блаженства розы,
Там буду я лишь терния встречать;
В твоих глазах я должен видеть слезы
И на лице уныния печать!
Я, может быть, подстерегу случайно
Твой тяжкий вздох в безмолвии ночном,
И близь меня, забывшись тихим сном,
Промолвишь ты признанье в страсти тайной;
Огонь любви заблещет на челе,
И не супруг, другой тебе приснится;
Ты будешь днем, потупя взор к земле,
Передо мной мечты своей стыдиться.
О милый друг! Прости моим словам,
Забудь любви слепые подозренья, —
Я им теперь еще не верю сам,
Но в будущем ищу себе мученья!
Пускай меня утешит голос твой;
Пусть нежный взор тоску души рассеет
И грудь мою надежды луч согреет!
Когда же нет в тебе любви прямой,
Когда я ждал несчастия недаром,
Цепей моих из жалости не рви,
Но обмани меня притворным жаром
И дружбе дай название любви!

Винюсь, мой друг, перед тобой;
Ты мной не можешь быть доволен:
Я не пою, и гений мой
Неизлечимо ленью болен.
В глуши лесов я жизнь веду;
Не слава, а покой мне нужен.
Я стал теперь с весельем дружен,
Но с музой часто не в ладу.
Она зовет меня украдкой
От милой сердца на Парнас, —
Я нехотя клянусь подчас
Расторгнуть узы неги сладкой
И снова петь, но на стене
Не нахожу своей свирели:
Амуры, не сказавшись мне,
Тихонько ею завладели.
Возьму ль ее у них из рук?
Мне сладок их напев игривый,
И тих свирели беглый звук,
Как нежный вздох любви счастливой.
Тебе, Плетнев, другой удел!
Любовник славы постоянный,
Ты вслед за нею полетел,
Вдали завидя лавр желанный!
Ты не чуждаешься труда,
Чтоб знатоков привлечь вниманье,
И к верной музе никогда
Не опоздаешь на свиданье.
Ко мне доносят песнь твою
Покорные певцам зефиры,
И в диком северном краю
Я слышу звук знакомой лиры!
Но пусть венцы перед тобой —
Не в них прямое наслажденье!
Когда я кончу дней теченье,
Быть может, ты, поэт младой,
Наскучив шумною столицей,
Придешь в страну, где друг твой жил,
И над его простой гробницей
Прочтешь слова: он счастлив был!

Молодой цветок дубровы,
Расцветай в тени ветвей,
Где ни зной, ни хлад суровый
Не вредят красе твоей;
Но ко мне, в страну изгнанья,
В мой печальный, дикий край,
Как привет воспоминанья,
Запах сладкий навевай.

Слова любви, мой клен пустынный,
Я на коре твоей писал;
Но вижу с грустью, друг старинный,
Что мне и ты неверен стал.
Зачем ты память сохраняешь
О счастьи двух сердец младых?
Ты их еще соединяешь,
А время разлучило их!

Родимый край, страна отцов!
Как быстро дни мои мелькали,
Когда, не ведая печали,
Я рос в кругу твоих глупцов!
Меня младенца веселили
Их страсти, важность, суеты,
Их занимательные были
И безрассудные мечты.
Любил я жаркие их споры
О гончих, зайцах и полях,
И оглушающие хоры,
И рюмок звон на их пирах.
Но мне забавнее казались
Беседы важных их супруг,
Когда они, составя круг,
Горячим чаем упивались…
Какой был шум! какой был звон!
Одна рассказывала сон,
Другая жизнь своей наседки,
Иные ж с видом простоты
Сплетали злые клеветы
На счет какой-нибудь соседки…
И признаюсь: среди сих дам
Я кой к чему привык и сам.
Судя по них о целом свете,
Я в нем не знал большого зла;
Я верил счастливой планете —
И мирно жизнь моя цвела.
Среди толпы самодовольной,
В дыму желаний и надежд,
Игрой цевницы своевольной
Я забавлял моих невежд.
Их одобреньем быв утешен,
Я восхищался, но они
«Он сумасшедший, он помешан»
Твердили, будучи одни.
Что нужды в том? по крайней мере
Я оставался в доброй вере,
Что и с невеждой и с глупцом
На свете сем ужиться можно
И что Вольтер весьма безбожно
Бросал на них сатиры гром…
Я рос и – вырос. Дни летели.
Мои седые земляки,
Как прежде, чуждые тоски,
Исправно пили, сладко ели,
Травили зайцев и толстели…
Вдруг – бог мой! – одного из них,
Не знаю как, задел мой стих!..
Мгновенно поднялась тревога —
И оглушен был бранью я!
«Он враг людей, отступник Бога!» —
Взывали жены и мужья.
Какое множество проклятий
Из уст соотчичей и братий
Упало на мою главу!..
И я дышу! и я живу!
Но я не ждал конца тревоги:
Почтя слезою прах отцов,
Скорей, скорей – давай бог ноги
Бежать от добрых земляков!

И так, их злобою гонимый,
Печальный гость чужих земель,
Покинул я приют родимый,
Почтенных предков колыбель…
От ранних лет к странам далеким
Я был надеждою маним;
Мне быть хотелось одиноким —
В чужой стране, для всех чужим.
Сбылось безумное желанье!
Я был один в толпе людей,
Как осужденный на изгнанье,
Как всеми брошенный злодей…
Мне жить на свете скучно было;
Я мирных радостей не знал;
Душа пустела; нрав дичал,
А сердце тайной грустью ныло…