Давид Самойлов - Стихи

Как видите — сплошное спасибо.

Но самое большое — за нашу последнюю встречу. Очень хорошо было. Хотя Вы чувствовали себя неважно и под конец устали.

У нас здесь новостей мало. Живем столичными. Какая-то тень оптимизма возникла во мне, самое последнее время. Не могу разумно объяснить его причины. Сейчас, кажется мне, дело в том, отпущено ли нам года три без русского бунта и бунта окраин. Если отпущено, все может образоваться.

Приглашают на Ахматовские чтения в Ленинград 26–28 июня. Думаю поехать, если не заболею. Хотя ничего оригинального о ней сказать не могу. Да и постараюсь не говорить.

У нас прохладная, красивая весна. Дрозд поет в саду, редиска прорастает в огороде.

Недели две бездельничаю. Никак не возьмусь переделывать свою прозу о войне для «Авроры». А сдавать надо в июне. Не люблю того, что уже раз написал.

Стихи на смерть Толи как будто взяли в «День поэзии». Только сегодня пришла Толина работа с «Новым миром». Предисловие Гелескула понравилось2.

Гелескул куда-то пропал. Появляется ли он у Вас?

Отсутствие зрения раздражает, когда Галя читает мне оглавления журналов. Томительно все время читать только самого себя.

Любящий Вас

Д. Самойлов

21.05.89

1 Упомянута публикация: Корней Чуковский. Из дневника: О Максиме Горьком // Наше наследие, 1988. Кн. 2.

2 См.: Анатолий Якобсон. О романтической идеологии / Предисл. Анатолия Гелескула // Новый мир, 1989, № 4.

28/V 89

Дорогой Давид Самойлович. Я начала писать Вам это письмо гораздо раньше, чем получила Ваше; но то, что называется «жизнью», все время мешало сосредоточиться. А захотелось мне написать Вам сразу, чуть я, уехав в Переделкино, прослушала Вашу поэму об Эйнштейне. Горячая моя благодарность Вам и Рафаэлю Клейнеру. Как говорила АА — «кланяюсь в ножки». Это — поэма-драма, я прослушала ее раз шесть. И буду слушать. Это произведение большого искусства; точного имени для жанра не подберу1.

Очень завидую Вашей поездке в Ленинград и надеюсь, что она состоится.

Спасибо за доброе письмо, я тоже была рада нашему торопливому свиданию.

Только что узнала о смерти Тарковского. Я этого поэта люблю.

Ваши стихи в конце 1-го тома потихоньку читаю. Напишу о них в другой раз2. Ваше предисловие к сборнику «Я — голос ваш» — прочла3. Хорошее. Цитата из Жирмунского (которого я вообще чту) звучит инородным телом, она написана на другом языке. (Не на том, напр[имер], на котором, кроме Вас, пишут оба Анатолия — Гелескул и Якобсон.)

Обнимаю Вас!

Л.Ч.

28/V 89

1 Речь идет о пластинке фирмы «Мелодия»: Альберт Эйнштейн. Литературно-документальная композиция. Пролог-поэма. 1986. Режиссер-постановщик Д. Самойлов. Исполняет Рафаэль Клейнер.

2 Упомянута «Горсть», завершающая первый том двухтомника: Давид Самойлов. Избранные произведения: в 2 т. М.: Худож. лит., 1989. Надпись: «Дорогой Лидии Корнеевне. Вы знаете, как я люблю и ценю Вас. Больше трех десятилетий я чувствую Ваше присутствие в моей судьбе. Д. Самойлов. 7.05.89». Отзыв Л.К. о «Горсти» см. в письме 136.

3 Речь идет о книге: Анна Ахматова. Я — голос ваш… // Вступ. ст. Давида Самойлова. Сост. и примеч. В.А. Черных. М.: Книжная палата, 1989.

5.06.89

Дорогая Лидия Корнеевна!

Спасибо, что не пожалели глаз на предисловие к Ахматовой и на список неточностей в тексте.

Ужасно боялся, что и в моей статье Вы найдете огрехи. Писал я ее, подгоняемый издательством и почти без всяких книг под рукой, а больше по памяти. Отсюда и Жирмунский, который у меня здесь есть и, действительно, не совпадает с тоном статьи.

Рад, что понравился Вам мой «Эйнштейн». Это была мозаичная работа, и многие стихи я вставлял туда не по плану, а по какому-то наитию.

Клейнер читает хорошо. Он вообще один из лучших чтецов у нас, если не лучший.

Теперь жду Ваших слов о «Горсти». Там многое Вы знаете. Но книга это нечто другое, чем набор стихов.

Галя сейчас просвещает эстонцев по части текущей русской литературы. Два раза в месяц их «Литературка» дает ее небольшие рецензии. Сейчас она написала о Ваших двух книгах. Но об этом она позвонит раньше, чем придет мое письмо.

Любящий Вас

Д. Самойлов

16/VI 89

Дорогой Давид Самойлович.

Читать «Горсть» легко и трудно. Писать о ней — только трудно. В особенности о «Беатриче».

Что написать? Читаю и перечитываю с замиранием сердца. Хотелось бы плакать, но, к счастью, стихи суровы. Да и мы — бесслезны. Да и не о чем плакать. К счастью, Вы — не Вертинский.

Одно измученней и мучительней другого. «А совесть — сплошное увечье». «Страсть». «Соври, что любишь», «Не для меня вдевают серьги в ушки»… «Под утро»; «В меня ты бросишь грешные слова»; «На рассвете»; «Последний проход».

А также все остальные…

Мне кажется, в предваряющей прозе «Беатриче» не нуждается. Пусть пишут и говорят, что хотят… И почему-то в прозе появляется «терминология». Право же, рядом с «Беатриче» терминология раздражает. Не хватает только «аспекта» и «контекста».

«Разные стихотворения». Большинство мне знакомо и мною любимо. «Валя-Валентина». «Грачи прилетели». «Слышно все». «День выплывает из-за острова», «Лирика», «Лаборатория поэта», «Могила поэта».

Это не те стихи, которые лучше других (Вам писать плохо не дано), а те, которые ближе. Чему? Моему воображению, моему душевному опыту. Мне.

«Поверить новым временам»; «Жить так: без жалоб и обид». «Партизаны». «Меня ты не отпустишь».

Теперь мельчайшие придирки.

Почему Вы пишете «встать» вместо «стать»? (477 — за пультом встать.) Это Вас команда путает: «У знамени встать!» (Следует — стать. Встают, если прежде сидели.)

Почему Вы пишете «когда-то» в будущем времени вместо «когда-нибудь»? (См. 507 и еще где-то.) Уж будьте верны языку, если верны традиции. Таков Ваш удел.

Прочла Толю в «Новом мире»1. Т. е. перечла. Блистательно. Это был бы лучший критик второй половины XX века. И Толя Гелескул («Толя Загорянский»2) ему под стать… Жалею, но не вижу его никогда.

Если будет на то Галина милость — пусть прочтет XVII гл. «Памяти детства» Вам вслух.

Спасибо ей за намерение написать обо мне. Надеюсь — пришлет. (Если это по-русски?)

Очень жду Ваших стихов о Толе. Скорее бы они вышли. У меня машинопись, но это не то. «Магия печатного слова».

О, какая у нас была весна! Сирень и жасмин у меня под окном. Птицы ликуют — как будто они твердо надеются на необходимые три года… Сирень отцвела — не дождавшись трех лет! — а жасмин еще держится.

Вышел в изд-ве «Книга» мой первый ахматовский том. Он вызовет много скандалов — вот увидите… В конце месяца тот же том выйдет в «Неве» (№№ 6 и 7).