Михаил Штих - Зарытый в глушь немых годин: Стихотворения 1917-1922 гг.

Не придём. Вы будете ждать, как ждали. –
Годы на родину путь замели…
Корабли уплыли в вечерние дали
От враждующей, залитой кровью земли.

Провожало много: сто или триста,
Или больше. – Не знаю. Теперь мы одни.
Близкая ночь. Опустелая пристань…
В городе зажигают огни.

Ни перевалов, ни проходов
В страну оставленного нет…
Огни далёких пароходов
Как призраки уплывших лет.

Да, это – наяву и верно
Как горечь горьких слов во рту.
Как эта грязная таверна
В сыром, заброшенном порту.

И ты – о ком поют поэты –
Не подходи: я пьян и груб…
От этой красной, терпкой Леты
Не оторвать уж больше губ.

Вот жизнь – вся жизнь проходит мимо…
Пусть. Есть ещё один покой –
Прижаться как к плечу любимой
К столу трактирному щекой…

Огни далёких пароходов
Погасли. Ничего уж нет.
Ни перевалов, ни проходов
Туда – в страну ушедших лет.

За набережной мрак отвёрстый.
Прощай, вечерняя заря!
Вон корабли считают версты
Как сердце – дни календаря.

Здесь, в городской горячей пыли,
Июнь – как мавзолей весны…
Где эти дни, что прежде были
Так беспечальны и ясны?

Пусть Жизнь и Горе вечно дружны,
Пусть было, есть и будет так, –
Там, на молу – кому-то нужный –
Звездой зелёною – маяк…

Прибой. Ненастье. Ветер мокрый…
Кто может в дом – домой скорей!
Здесь только ночь и хриплый окрик
Идущих мимо кораблей.

К навеки брошенному раю
Забывший все пути – Адам –
Я ничего теперь не знаю,
Я душу за тебя отдам.

Ты вся со мной и те — две ночи,
На мысе дальнем огонек.
А отчий дом и город отчий
Стал так туманен и далек.

Сгорел закат и море гневно.
Молись враждующей судьбе.
Моя далекая царевна,
Я знаю путь один – к тебе.

Кричат: «Дай радости! И так ужасен век. –
Те отжили, а те еще не крепки».
– Мне всё равно. Я – Горя дровосек –
По всей земле разбрасываю щепки.

Пусть страшно жить. – Страшнее изнемочь.
Эй, юноша! Свистит шальной осколок. –
Проклянешь первую утех любовных ночь,
И день покажется безрадостен и долог.

Всем вам, лежащим на земле, как пласт,
Я помогу. А тысячам и сотням –
Пусть им другой, пускай им Он воздаст –
Кто у меня мои богатства отнял.

Мама, ведь правда буду красива я, –
Красивей еще, чем в прошлом лете?
– Ты и так, дитя мое, красивая –
Красивей всех девушек на свете.

Мамочка, а буду ли счастлива я? –
Ты всегда так хорошо пророчишь.
– Будешь ты, дитя мое, счастливая,
Будет жизнь такой, как ты захочешь.

Вот, была любовь. О, Ты, за звездами,
Помоги же, исцели усталость!
Мама! Все мои богатства розданы,
Ничего мне в жизни не осталось.

Ушла твоя любовь. – Ее
В глухой туман одели дали.
Благодарю тебя за все –
За боль, за радость, за печали.

О, верь мне – Ариадны нить
Ты навсегда дала мне в руки…
Прости, что буду я любить,
Как в первый, горький день разлуки.

Не прощались… И вечер погас.
И никто не жалел о разлуке.
Только в море нащупали нас
Тёмных мысов простёртые руки.

И зарылись по локоть в прибой
В безутешном, беспомощном горе:
Всё, что было, уносит с собой
Эта шхуна, ушедшая в море…

Застилают, клубясь, облака
Дальний сон мой, навеянный летом…
Не зовите огнём маяка,
Не маните последним приветом, –

Без меня в эту ночь, – не вернусь! –
Те, кто с вами остались, задремлют…
О, какая прозрачная грусть
Облекла эту милую землю.

Встречный ветер затих, чуть дыша,
Волны прошлого катятся мимо…
Навсегда запомни, душа,
Берега уходящего Крыма!

Всё случилось очень просто:
Замутилась бирюза,
Налетел порыв норд-оста
И – в лохмотья паруса!

Оглушил шальным ударом,
Сбрызнув веки снопом искр…
Разве эта шхуна даром,
Сослепу зовётся – «Риск»?

Вспомнишь ты и мать, и друга,
Жизнь, и ту, что жизнью звал,
И опять – матросов ругань,
И опять – за шквалом шквал.

Думал – прямо в руки счастье?
Может, скажешь – свет не мил?
Гнётся борт и рвутся снасти,
Мачту крепче обними!

Где-то на другой планете
Есть и кров, и порт, и мол…
Может быть. Утешься этим!
И когда в неверном свете
На корму ползущий холм
Рухнет –
Поверни иначе:
Скатерть, стол, уют, тепло…
Там тебя, тревогу пряча,
Ждут и плавят лбом горячим
Запотевшее стекло…

И – назад: огонь в гортани,
Жажда, грохот, стужа, темь…
Гибель? Защитись бортами!
В мачту! Кровь из-под ногтей!

И – стрелой, черпая краем,
В самый тихий в мире порт…
Эй! Все к трюму! Погибаем!
Груз за борт!

На всей земле снега еще лежали.
Я помню всё. – Пусть ты уже не та.
Твоей любви разбитые скрижали
Я берегу, как в давние лета.

И каждый год, как памятная дата,
Что метишь ты в листах календарей.
Зима! Зима! И нет весне возврата.
Глядись в огни далекого заката,
Веди других, слагай стихи, старей.

Старей и жди, чтоб новым взрывом горя,
Как птица, пульс забился у виска…
Из прошлого певучим гулом моря
Звенит тысячелетняя тоска.

На ширь пустынь и на снега Памира,
На глушь лесов, на океан полей
Сошла весна, – тысячелетьям мира
Бросая вызов юностью своей.

Простёрла руки в купол небосвода,
Как легендарный Иисус Навин, –
И солнце ждёт над пеной ледохода,
Над грохотом сползающих лавин.

Весна, весна! В твоем покрове талом
Пробита брешь, и травы зацвели.
А я стою с опущенным забралом,
С мечом в руке, – заблудший сын Земли.