Вячеслав Лебедев - Звездный крен: Стихи 1926-1928.

Холодный дым, сиреневый и зыбкий,
Плывет с утра в студеном ноябре;
И я от крыш в хрустящем серебре,
И от тебя, и от твоей улыбки,
Вздохнув, свежо и остро опьянясь,
Хрустальный снег съедая с рукавицы,
Почувствую такую легкость птицы,
Такой восторг, такую синь и яснь…
– И вдруг пойму медлительно и странно,
Иную жизнь, плывущую вовне,
И то, что мир давно стал тесен мне,
А раз взлетев, – лететь не перестану…

О, счастье утлое мое!
Ладья в грохочущей стремнине…
Любви сладчайшее копье
Груди восторженной не минет.

И вот, в предчувствии тоски,
Великолепной и суровой,
Гудят горячие виски
Твоею ласковостью новой.

О, бедная любовь моя…
Быть может, жизнь обрушит вскоре
В твои цветущие края
Свое бушующее море.

И что останется тогда
В полуразрушенной вселенной
Скупым и скудным дням труда
От этой радости мгновенной?..

Развеет ветер легкий прах
В дневном, сияющем просторе.
И кто почувствует в словах
Такое призрачное горе?

– Я эту боль благословлю
Руки слабеющею дрожью.
Ты, компас, служишь кораблю
Путеводительною ложью.

Какая легкая любовь,
Какая нежная отрада…
– Так обвиваясь вкруг столбов,
Всползает плющ на стены сада.
…Я задыхаюсь так легко,
И так прекрасно умираю.
И вижу – вот недалеко
Дорога к найденному раю…
Не ты ль ведешь меня туда
И в руки дашь цветущий посох,
Когда, с небес упав, звезда
Росой заблещет на откосах.
И будут падать и сиять,
Сиять и падать неустанно,
Вокруг тебя, как кисея,
Колеблясь медленно и странно…
И я тогда любовь твою,
Такую легкую отраду,
Покорно в сердце раздвою –
Земного райскому не надо…
В последний раз коснусь земли
Ногой – и призрачно растаю.
И ты увидишь, как вдали
Звезда зажжется золотая…
– А на земле ученый гном,
Из-за стекла обсерваторий,
Расскажет миру о твоем
Блестящем и прекрасном горе.

На склоне дней трагических империй,
Ногой – на трон, душой – на эшафот
Восходит розовый монарх. И вот
Далекий гул уже гремит о берег.

И по ночам за окнами дворца
Стоит без сна, испуганный и кроткий.
И в полутьме белеет профиль четкий
Привычного, монетного лица.

И видит вновь – слепительный огонь! –
На площади народ и гильотину…
И чувствует, как вновь ему на спину
Ложится чья-то жесткая ладонь…

И от кошмара падая назад,
За пуховик широкого алькова,
Кричит во тьму нечеловечье слово
И слышит брань и пьяный рев солдат…

Республика в фригийском колпачке
На празднествах поверженных Бастилий
Красней, чем кровь.
И вот, в ее руке,
Как отблеском, у королевских лилий
Алеет шелк прозрачных лепестков…
…А с площади поспешный стук подков,
Дохнув по окнам воздухом сражений,
Гремит в Конвент. – И, падая с коня,
Охрипший всадник спит в изнеможеньи,
Едва сказав, ругаясь и кляня…
– Но в городе уж шепчутся в испуге
И знают все:
Король опять на юге!..

Никто не знал, что приближался срок
Под дробь непогрешимых барабанов,
Когда качался в белой мгле туманов
На площади повешенный пророк.
Пылили по дорогам эскадроны,
Фуражки запрокидывая вбок,
Но немощен и хил был старый бог,
И немощны и хилы были троны…
И города, в преддверье новых эр,
Заканчивая ежедневный ужин,
Еще не знали, что уже не нужен
Их крепкий мир, а вечный Робеспьер
Уже повел на плаху королеву…
– О, не жалей же, робкая душа,
Полей, приготовляемых к посеву!
Как можешь ты без радости дышать,
И можно ль жить без гордости и гнева?..
А новый мир, сменяя мир былой,
Идет в кругу иных тысячелетий
И также дышит холодом и мглой
На медленном, чуть брезжущем рассвете…

Так началось – не освежали век
Кровавые, туманные рассветы.
И по ночам хвостатые кометы
Летели вновь и начинали век
Безжалостной и беспощадной эры.
Но люди говорили на углах
О счастии – и в грубых их словах
Горел огонь неистребимой веры.
…И как-то вечером, когда еще заря
Цвела вверху и золотила долы,
На площадь из ворот монастыря
Стремительно прошел Савонарола.
– И дым, и пепел выжженные дни
Вновь понесли в сияющее небо…
Но нищие уже просили хлеба,
И по ночам зловещие костры
Пылали по лесам и по дорогам.
Пересыхали реки от жары,
А женщины на очаге убогом
Варили суп из липовой коры…
И люди на углах уже молчали.
И лишь во сне вздыхали в темноте
О той недосягаемой мечте,
Что их всю жизнь вела через печали…

Над Лондоном – восточная луна,
Раскосая, немая и глухая.
Над Лондоном – туманов пелена.
И сквозь туман – далекий вой Шанхая.
И во дворец дежурный офицер
Несет депеши сумрачно и хмуро.
И вот – плывут стрелки из Сингапура,
И моряки прошли через Танжер.

– Но яростная, желтая толпа
Уже топтала в улицах концессий
Тяжелый флаг морской, британской спеси
И консул ждал с рев о львером у лба…
О, Англия! И твой удел изменчив!..
И ты под властью Правящей Руки.
А не твои ль завшивевшие френчи
Еще таскают в селах мужики?..

Еще, быть может, мельницы Йоркшира
Кружат Новороссийское зерно;
А нефть и кровь стекают заодно
С страниц тобой диктованного мира.
И не твои ли ящики патрон,
Оставленные белыми в Ростове,
Не для тебя ли держит наготове
Москва, переправляя на Кантон!?

И краснорожая, перемотав портянки,
Опять ползет по выбитым полям.
И вот под гром внезапных телеграмм
Снижают фунт внимательные банки…
Потом, когда опять через Суэц
Пройдут назад разбитые десанты, –
История запишет в фолианты
Еще одной Империи конец.

Из дансингов усталые мужчины,
Прижав, вели изнемогавших дам
Сквозь мглу ночей, где пел в огне реклам
Призыв любви, и вечной, и единой…
Взлетали на мосты автомобили,
С картавым криком падая в туман.
Хрипело радио над входом в ресторан
И задыхалось от вина и пыли.
По набережным черных, жирных рек
Бродили исступленные поэты
И бормотали мирные сонеты,
И слушали, как дышит новый век
Тяжелым и прерывистым дыханьем.
И видели: над жертвенником крыш
Клубится дым и всходит в ночь и тишь
Над той же древней жертвою – Страданьем…