Джон Мильтон - Стихотворения

Он бы в искусстве своем затмил ионийца Гомера,

Большую славу стяжал, чем мантуанец Марон!

Снова теперь я время нашел для служения музам

И целиком поглощен книгами, жизнью моей.

Если ж устану, меня привлекают шумливая сцена

И рукоплещущий зал в пышно убранный театр,

Где предстают нам с подмостков скупец или алчный наследник,

Воин в мирные дни или влюбленный юнец.

Там крючкотвор, раздобревший от тяжбы, ведомой лет десять,

Варварской речью своей с толку сбивает невежд;

Там в увлеченьях любовных хозяйскому сыну потатчик,

Водит слуга продувной за нос тирана-отца;

Там, вся горя, но понять не в силах, что это за пламя,

Дева уже влюблена, хоть и не знает любви;

Там потрясает Трагедия яростно скиптром кровавым,

Дико глазами водя и волоса разметав.

Стражду я, но смотрю, и смотреть мне отрадно, страдая.

Сладкой печали своей выход в слезах я даю,

Видя, как мальчик несчастный, чья страсть не встречает ответа,

Гибнет, еще не успев в жизни утехи познать;

Как из-за Стикса к живым является мститель жестокий,

И леденит их сердца факел зловещий его;

Как воздается Креонту за кровосмешение предков;

Как карает детей Ила с Пелопом судьба.

Только сидеть взаперти мне и дома и в городе скучно.

Быстротекущей весной я насладиться спешу,

Целыми днями гуляя под вязами в парке соседнем

Иль в благородной тени рощ подгородных бродя.

Часто мне там на пути встречаются девушки, звезды,

Чье дыханье и взор пламенем полнят мне грудь.

Ах, сколько раз я, как чуду, дивился их формам прелестным,

Могущим юность опять старцу Крониду вернуть;

Блеску очей-самоцветов; румяным ланитам, чьи краски

Ярче светил, что вокруг полюсов мира бегут;

Шеям, своей белизной плечо превзошедших Пелопа

Или нектар, что разлит в небе на Млечном Пути;

Линиям чистым чела; волною струящимся кудрям,

Этим сетям золотым, что расставляет Амур,

И пурпурным устам, по сравненью с которыми бледным

Мы, без сомненья, сочли б твой гиацинт, Адонис!

Так уступите же первенство им, Героини былые,

Вы, кто Юпитером был тайно склонен ко греху,

Дочери Суз, и персидские пышноволосые девы,

И ниневиянки, цвет царства, где правил Мемнон,

И Данаиды, и в плен попавшие к грекам троянки,

И многославный в веках правнучек Ромула сонм!

Женам, чьи ст_о_лы белели в театрах Авзонии древней,

Пел тарпейский певец не по заслугам хвалу;

Меж чужестранками нет соперниц у девы британской;

Пусть же местом вторым будут довольны они!

Счастлив ты, людный Лондиниум, город в короне из башен,

Что дарданцами был в давние дни заложен:

Все, что прекрасного есть в подлунном изменчивом мире,

Кров себе и приют в стенах находит твоих.

Звезд, этих верных служанок возлюбленной Эндимиона,

Меньше в небе ночном, чем на твоих площадях

Дев златокудрых, к себе влекущих и взоры и мысли

Свежестью и красотой черт и движений своих.

Мнится, сюда в колеснице, что стаей голубок влекома,

Ныне Венера сама с сыном-стрелком прибыла,

Эту страну предпочтя берегам Симоэнта и Книду,

Ради нее позабыв Пафос и розовый Кипр.

Вот почему и покину я эти счастливые стены,

Прежде чем мальчик-слепец ранить успеет меня.

С помощью Моли божественной цепи соблазнов Цирцеи

Я отряхну, убежав тайно из царства ее.

Все решено: к берегам камышом окаймленного Кема

В шумную школу свою я возвращаюсь опять,

И в ожидании встречи нехитрые дистихи эти,

Друг мой, тебе от души в дар поднести разреши.

ЭЛЕГИЯ IV

Наставнику моему Томасу Юнгу, капеллану товарищества английских

купцов в Гамбурге

Мчись, о посланье мое, по шири бескрайнего моря,

Что многошумной волной в берег тевтонский стучит,

Пусть никакая помеха тебя не задержит в дороге,

Пусть не замедлится твой ни на мгновенье полет.

Я же Эолу, который в своей сицилийской пещере

Держит ветра на цепи, и зеленовласым богам,

И синеокой Дориде, и нимфам ее помолюся,

Чтобы их царство они дали тебе пересечь.

Так превзойди быстротой драконов, которых Медея

Встарь в колесницу впрягла, чтобы от мужа бежать,

Или тех змеев, которыми в Скифию из Элевсина

Был принесен Триптолем, вестник Деметры благой,

И чуть вдали забелеет Германии берег песчаный,

Свой стремительный бег в Гамбург богатый направь,

В город, что, как говорят, был назван по имени Гамы,

Коего кимвр-великан палицей тяжкой сразил.

Там обитает священник, известный своим благочестьем,

Опытный не по годам пастырь христовых овец.

Он - от меня половина, нет, более, чем половина,

Так как я без него лишь полужизнью живу.

Ах, для чего и за что разделен по велению неба

Множество гор и морей я со вторым своим "я"!

Он мне дороже, чем ты, мудрейший философ Эллады,

Был Клиниаду, чей род от Теламона пошел,

Или тому, кто зачат хаонийкой и Зевсом Ливийским,

Был уроженец Стагир, славный наставник его.

Он для меня - то же самое, что для царя мирмидонян

Феникс, Аминтора сын, чадо Филиры Хирон.

С ним я впервые взошел по склонам горы Аонийской

К рощам священным на двух острых вершинах ее;

С ним же, по милости Клио, в ключе Пиэрид я, счастливец,

Влагой кастальской уста трижды успел омочить.

Но вот уж трижды Этон с Овном на бегу повстречался,

Трижды ему расцветив золотом новым руно;

Дважды украсила мир одеянием новым Хлорида,

Дважды зеленый наряд Австром был сорван с земли;

Я ж до сих пор не насытил глаза лицезрением друга,

Слух свой не мог усладить голосом кротким его.

Мчись, о посланье мое, чтоб Эвр за тобой не угнался.

Время не ждет, и не зря так тороплю я тебя.

Может быть, друг мой получит тебя за беседой с супругой

В миг, когда к мужу на грудь нежно склонится она;

Может быть, ты подоспеешь к нему, когда он над Писаньем

Иль над томами отцов церкви господней сидит,

Иль орошает росою целительной веры христовой

К пользе и славе ее души, нетвердые в ней.

Где ни застанешь его, поздоровайся с ним поучтивей

И за меня повтори все, что сказал бы я сам.

Главное ж - не позабудь, смиренные очи потупив,

К речи, что скажешь ему, вот что присовокупить:

"Вникни, когда улучишь передышку в сражениях с Музой,

В эти стихи, что тебе друг из Британии шлет.

Не погнушайся приветом сердечным, хотя запоздалым

Он от задержки всегда только приятней вдвойне.

Разве приветствием мужним Икария дочь, Пенелопа

Пренебрегла потому, что запоздал он в пути?

Но для чего я ищу оправданья вине несомненной,

Тяжесть которой признал тот, кем написано я?

Он преисполнен стыдом за то, что промедлил так долго

Там, где ему поспешить властно предписывал долг.