Тед Хьюз - Стихотворения

Младенец звал Маму — череп чудовищно жал,
Злоба смертного голода, ловушка-зажим без ласки.
Младенец звал Маму — скелет схватил его,
Клацали хрупкие кости, звякали стёкла суставов.
Младенец звал Маму — могила мигала, цепляла,
Распахнутые зубы и распластавшийся флагом язык
Ползли к серванту, Младенец звал Маму.

Мама пришла с бычьими ноздрями
Мама пришла пером на палочке
Мама пришла в шкуре ласки

Оседлав, она поймала нечто бёдрами, сдавила его
Пока змеиное лицо не взмолилось О явись Красота.
Она раскусила уловку, нечто обетовало землю.
Скелет клялся своей столетней силой.
Челюсти черепа отворились. Она расслабилась, отпустила его.

Родила его.

Младенец звал Маму.

В начале начал
Море крови: вздымалось под волосами.
Топочут копыта, подняты рога.
Бежит. Первочеловек поймал. Освежевал.
Укусил в сердце. Медведь
Бежал и ревел. Он поймал его. Освежевал.
Укусил в сердце. Лосось
Скользил сквозь стену воды. Поймал его,
Съел его сердце. Но пощадил яйца.

Ночь: кости и навоз.
Он счистил кровь с мышц.
Лицом вверх. Уснул.
Сплавил свой призрак подальше от кровавых пальцев,
Подвесил к звёздам.
Мать Всего Сущего его омыла.
Он проснулся с новым ножом.

Испуганный Красный Лис: боялся за свою шкуру.
Укусил Лося: тот стал мёртвым деревом на краю земли.
Укусил лосося: тот утонул якорем
В морской тине.
Укусил медведя: тот сонно зарычал
В каменных корневищах.

В коже слишком тесной для костей,
Ощущая, как ворочается в кишках гнилая трава,
Рыдал Первочеловек.
И Мать Всего Сущего рыдала.
А Лис смеялся под землёй.

Затем Мать Всего Сущего набухла, и море крови расплескалось
Изобилием для голодного человека.
Но Лис крепко зажал её живот.
Казалось, он лижет камень.
Его клыки крепко сжимали её живот.
Он словно хрустел синицей
Или глодал кусочек старой кожи.
Его зубы плевались, его хватка ухмылялась,
И ничто не могло родиться.

И Первочеловек рыдал на скале голода,
И Мать Всего Сущего рыдала.
Её слёзы капали. Лишь её слёзы капали. Ничто не могло родиться.
Лишь слёзы капали, замерзая на лету,

Ковыляя по земле,
Толпой стремясь к Первочеловеку: "Мы любим тебя, мы любим тебя".

Они лизали его рот. Тыкались носом в его глаза.
Вили гнездо в его руках.

А Лис на небесах смеялся.

Крик человека становился всё резче. Снег — всё глубже.

Когда Адам расслабился,
А Рай закрылся на денёк,
Ева снова принялась за то,
Что ей нашёптывал во сне
Маленький знакомый змей.

Каждый день Адам с трудом дожидался
Закрытия Рая
И нового выпуска
Кровавого любовного триллера змея
Из нежных губ Евы.

Бог услыхал об этом от Михаила,
Подполз поближе, обернувшись мышью,
И прислушался —
Там-то Его, скрытого в кустах,
И ослепила Ревность.

Жила-была девочка
Пыталась отдать свой рот
Его схватили её шлёпнули по лицу
Она пыталась отдать глаза
Их выбили на пол раздавили мебелью
Она пыталась отдать груди
Их отрезали и законсервировали
Она пыталась отдать вагину
Ей устроили открытый суд и приговорили

Она стащила всё обратно

Она обезумела от боли до полного озверения
Изменила пол он вернулся
Увидев её рот он ударил ножом
Увидев её глаза он ударил ещё раз
Увидев её груди её вагину он бил

Его приговорили

После лоботомии он сбежал изменил пол
Ссохся до маленькой девочки она вернулась

Она пыталась сохранить свой рот
Его схватили и шлёпнули её по лицу
Она пыталась сохранить глаза
Их выбили на пол раздавили мебелью
Она пыталась сохранить груди
Их отрезали и законсервировали
Она пыталась сохранить вагину
Ей устроили открытый суд и приговорили

Жизнь удалась

Ворон потерял терпение, стучась в двери Бога.
"Поторопись с моей невестой, — кричал он, — ведь годы уходят!"
Он видел въезжавшие тележки со старыми женщинами,
Слышал шум печей
В дымоходах рая,
Пока Бог ковал тело его невесты
Из скелетов старух.
"Заткнись! — заорал Бог. — Ты меня отвлекаешь
От Великого Труда! Уймись и убирайся".

Ворон пошаркал у двери, побурчал себе под нос.
Уставился на холмы, поросшие садами —
Стоял в поту, пронзённый фантазиями.

Не приходя в сознание, заколотил в дверь Бога:
"Поторопись с моей невестой, ведь годы уходят!"
Тела старух, мёртвые и докрасна раскалённые,
Визжали под молотами Бога,
Ламинат из старух —
Миллионы слоёв в лезвии тела невесты.
"Убирайся! — заорал Бог. — Ты всё портишь.
Уймись и убирайся".

Ворон связал свои лапы узлом, грудь его стала кипящим котлом
Боли нетерпения —

Он распахнул дверь пинком. Бог разрыдался.

Ворон деревянным взглядом уставился на груду пепла.

"О, ужасный миг! — скулил Бог. — Ужасный миг!"

Кто-то сидит
У ворот рая
Под притолокой
С надписью "Живым вход запрещён"
Клубок глазниц и глаз, безжизненный, но в форме жизни
Старый дубовый пень, весь в корневищах, на мели
В тине какого-то гнилого устья,
Сучковатый от ампутаций,
С поломанными покусанными ногтями на руках
Бесцельными остатками волос, ненужными погнутыми ногтями на ногах,
Кровь сочится
В кольцах его тела, словно пиявка
В коричневом илистом пруду
Под тлеющим коллапсом городской свалки,
Мозг его болит как разрубленный, тупой кремень,
Его солнечное сплетение с трудом втиснуто в кишки,
Пластмассовое тело
В грязной луже
Перед загсом —
Кто-то
Сидит у ворот рая

Голова свесилась вперёд
Словно у вздёрнутого на фонарном столбе
На проволоке для резки сыра или электрошнуре
Или на собственном ремне,
Штаны на лодыжках,
Лицо в пятнах от тени, словно деревня в пятнах от бомб,
Плачет плазмой,
Плачет скотчем,
Плачет яичным белком,
Задохнувшись от бифштекса с кровью свисающего на подбородок,
Кто-то
Прислонился к воротам рая
Прислушиваясь к тиканью своих часов
Во сне грязном как блевотина
Что он не может выблевать, не может проснуться, чтобы выблевать,
Он лишь поднимает голову и откидывает её назад
Прислоняясь к воротам рая