Ричард Бротиган - 30 июня, 30 июня

Клянусь.
Поклянись тоже.

Ах, 1 июня 1976 года
12:01 ночи.

Все, кто будет жить
когда мы умрем

В этот миг мы
были здесь

В этом баре я единственный американец.
Все остальные – японцы.
(понятное дело / Токио)

Я говорю по-английски.
Они говорят по-японски.
(разумеется)

Они пытаются говорить по-английски. Трудно.
Я совсем не могу говорить по-японски. Невозможно.
Мы разговариваем немного, как-то.

Затем они переключаются целиком на японский
на десять минут.
Они смеются. Они серьезны.
Они замолкают на время.

Я опять в одиночестве. Я там уже был
в Японии, в Америке, везде,
где невозможно понять
о чем разговор.

Красивая японка
/ 42 года

сила, что отделяет
весну от лета

(примерно в июне)
20 или 21
так говорят

Ее голос выпевает звуки
как ангельская бензопила
что перепиливает
мед.

Такси везет меня домой
по рассветному Токио.
Я не спал всю ночь.
Я засну до того, как взойдет
солнце
Я просплю целый день.
Такси – подушка,
улицы – простыни,
рассвет – моя кровать.
Такси укачивает голову.
Я еду к снам.

Так иногда бывает.
Когда вам нужен кобальт,
ничто другое его
не заменит.

У меня такое чувство
что я похож на газету, которая
читает саму себя.

В эти дни мне никак
не вырваться из объявлений.

Как будто я тоже объявление
О продаже дома с привидениями:

18 комнат
37,000 долларов
И я ваш
Духи и все другие.

Одно слово

ждать...

тащит за собой
лавину
других слов

когда

ждешь...

женщину

Заглянув случайно
в англо-японский словарь
я не нашел в нем слова лягушка.
Его там нет.
Значит ли это, что в Японии нет лягушек?

На 17 этаже входит
европеец.
Он стар, тучен и хорошо
одет.

Я говорю здравствуйте / я вежлив.
Он говорит: «Привет».

Затем он внимательно рассматривает
мою одежду.

Я одет средне.
Наверное, его левый башмак
дороже всего моего наряда.

Он больше не хочет со мной
говорить.

Думается, он хорошо знает,
что мы взаправду едем вниз
и что через тысячу лет после смерти
не будет никакой одежды.

Он думает, пока мы в молчании движемся
вниз и выходим на первом
этаже,
что нам
не по пути.

Все сверкает, как черный нефрит:

Рояль (воображаемый
Длинные волосы (жесткие
Явное равнодушие (к музыке,
которую она играет.

Мысли, отлетев на миллион миль
от пальцев, сверкают

как черный
нефрит

Сегодня в Токио около 10 вечера теплая
гроза с молнией, громом, ливнем и кучей
зонтиков
Сейчас это мелочь,
но может оказаться очень важно
через миллион лет, когда археологи
будут просеивать наши обломки, пытаясь понять,
кто мы.

Я в баре, набитом
молодыми консервативными
американскими снобами,
они пьют и пристают
к японкам,
которым нравится спать с этими
подобиями мужчин.
Здесь очень трудно найти
поэзию,
что видно по этим стихам.

Мои книги переведены
на
норвежский, французский, датский, румынский,
испанский, японский, голландский, шведский,
итальянский, немецкий, финский, иврит.
и напечатаны в Англии

однако

этой ночью в Токио я буду спать один
дождь

Протяженность одиночества
делает четвертое измерение
похожим на трех голодных ворон
что с жадностью смотрят на червяка.

1. Поужинать в одиночестве.
Это всегда интересно.

2. Побродить бесцельно по отелю.
Отель огромный, и в нем всегда найдется,
где побродить бесцельно.

3. Подняться и спуститься на лифте просто
так.
Люди едут вверх и заходят в свои номера.
Я остаюсь.
Другие едут вниз и выходят на улицу.
Я остаюсь.

4. Я всерьез задумываюсь над телефоном-автоматом,
звоню к себе в номер 3003 и очень долго
слушаю гудки. Затем размышляю, где я и
когда вернусь. Может, стоит попросить дежурного
передать мне, чтобы, когда я вернусь,
позвонил себе?

Я смотрю в окно машины
на скорости 100 километров в час
(62 мили)
и вижу велосипедиста, который
очень осторожно крутит педали
по узкой дорожке между
рисовыми полями.
Через пару секунд он исчезает
У меня теперь только память.
Он превратился в
100 километро-часовый
чернильный отпечаток памяти.

Актрисы без грима,
без костюмов и без ролей
оборачиваются простыми смертными.
Я смотрю, как они быстро едят в маленькой гостинице.
У них нет иллюзий, они почти обыкновенны,
как святые
прекрасные в новом
воплощении