Алексей Цветков - Имена любви

наша бедная каютка
аккуратна и мала
не горюй моя малютка
уплывем и все дела

птицы бледные как будто
рыбы грустные в воде
никому не видно пункта
назначения нигде

все явления природы
прочь словами на губах
спят отмучившись микробы
в очень маленьких гробах

спи уткнувшись в бок подушкин
если по сердцу процесс
мчится пушкин вьется пушкин
но всему придет дантес

даже нам с тобой малышка
носом в теплое плечо
сказку на ночь где же книжка
не написана еще

остаются неизвестны
жертвы ядерной войны
все мои простые песни
все безумные твои

он карточку вынул с покойным отцом
селедку соленым заел огурцом
румянцем подернулось рыло
ну слушайте значит как было

покойный папаша он здесь как живой
был тверд арматурой но слаб головой
и выставил грабли на память
чтоб часто в колодец не падать

смотрели по ящику поле чудес
потом припустили трусцой через лес
там звезды в глаза как булавки
спиртным разживаться у клавки

ответь мне украйна и туркменбаши
на что нажрались на какие шиши
в избе где ни лука ни хлеба
метни-ка селедочку слева

бежим себе значит внутри аппетит
а сверху стрекочет оно и летит
на русскую землю садится
вся в зубьях железная птица

выходит зеленый ушами пушист
на морду нормальный немецкий фашист
а может вообще штурмбанфюрер
аж чуть с перепугу не умер

родитель хоть был не философ но храбр
без слова зеленого хрясь между жабр
но чем-то сверкнул этот житель
и в пыль разлетелся родитель

тут я спохватился но сразу облом
другие фельдфебели в сотню числом
отделали вмиг как хотели
и в свой израиль улетели

я пыли отцовской с пригоршню собрал
чтоб знали в милиции что не соврал
такая стеклянная вроде
в стакане держу на комоде

чума ты очкарик глотай по второй
за то что папаша народный герой
зеленым позор анашистам
и всем оккупантским фашистам

печально икая он кончил рассказ
и рылом надолго в капусте увяз
пока расширялась большая
вселенная сну не мешая

чтоб ничком в это зарево речки с угрями внутри
черный гриб-ночевик и бычками по обручи бочку
раз кукушка-норушка твое остальное умри
весь измучишься жить если впредь пропадать по кусочку

тускло дневи во мрацех так выспать из плеска весло
перечислить в сопращуры иже зареза редедю
что ни утро то в чуни с которой ноги повезло
фотокарточку квасом всердцах и в ягдташ по медведю

шустро блядина речка но каждому жидко в конце
будто блеклое болдино бородино и непрядва
вальс в лесу из отверстий фальцет о татарском отце
столько мужества и торжества хорошо что неправда

то ли марш нереститься в залитые квасом луга
из медвежьей икры набежало героев и ладно
вся кощеева хунта и ты дорогая яга
разве я себе тихо сиди или жуй меня жадно

кто стрелок в соловья или голову в пах попинал
стихотворно восславлен илюша ты помнишь алеша
только здесь неудобно откуда понятен финал
фотошопом пейзаж перекошен и стязи падоша

на руслане росли в ковылях на людмиле
чуди с водью в ботве учиняли отлов
а чужих чародеев уволь не любили
тут своим не наплотничать дыб да колов

лейся в песне содом если в сердце гоморра
но чем шире душа тем темней города
бей своих чтоб чужие на борт черномора
то-то ряби в очах и в руке борода

тридцать три из трясины в торфянике вязком
в пользу мужней науки жена сражена
булаву в чистом поле на голову с лязгом
раньше думал такой а потом не нужна

с фсб на васильевском спуске в повозку
больно все напоследок русалку хотят
и баюн ваш ученый пейсатый в полоску
пусть попляшет покуда мы топим котят

расстилайся славянская в банях услада
близко музыка сфер репродуктор в метро
спой нам оперу глинки о брани руслана
с головой если сердце на рельсах мертво

вот на линованном листе письмо
теперь таких не пишут сразу в аську
и в скайп с ушами шасть и ну трещать
а тут листок буквально из бумаги
его с проклятием или мольбой
бывало сунешь в щель и долго ждешь
прощения или разрыва в кровь
молчишь в уме взаимно с адресатом
потом ответ но ты допустим умер
или сменил внезапно пмж
с натужным скрипом повернулся шар
в пространстве и обратно не вернется

и вдруг смотри одно из этих желтых
дошло сюда но я отнюдь не тот
кому написано и раз пятнадцать
я сбрасывал хитиновый хитон
седея и мужая отраженьем
теперь читаешь и даешься диву
как боль его бледна и гнев нелеп
он был тогда поэт и мы дружили
я отвечал из сенеки цитатой
из утешенья матери я знал
он мне ответит превзойдя размолвку
но повернулся шар и он ушел

во мрак струится школьная линовка
на ней вселенная висит неловко
где встретиться вовеки не смогла
с его проклятием моя мольба

чуть ночь и часовые стоя спят
тебе впотьмах меня понять нетрудно
где в точности я источаю смрад
молчу ничком в пыли и пахну трупно
сверкнула бронза белый свет погас
пора бы погребальные услуги
ни шороха не будет кроме нас
вороны в ступоре и псы уснули
пускай креон с три короба наврет
повергнув в трепет хор и корифея
здесь только ты мне город и народ
куда неверной кровью багровея
звенит от семивратных стен верста
кому была так велика всегда

когда лежишь и шлем пернатый пуст
единственный для тени собеседник
опарышей самозабвенный хруст
вороний грай в листве маслин соседних
твоя страна соломинка в костре
не родина а родинка простая
на треснувшей от жара кожуре
пока внутри слышнее шум распада
теперь не пленник тела и тепла
останься гибель небольшим ушибом
пой ненависть как я люблю тебя
которая сейчас придет с кувшином
пролить вина поговорить во мгле
со мной и кротко повисеть в петле

встань мертвая моя пора домой
нам истлевать в любви а им на плаху
ты не отринула что было мной
за то что я погиб и дурно пахну
мы верные потомки тех живых
как плоть твоя нежна моим фалангам
теперь не он а я тебе жених
на ложе звезд в забвении прохладном
как ослепительно судьба проста
с изнанки всех земных отчизн и родин
где труп твой брат тебе и тем свободен
что скован цепью кровного родства
и если ты осталась у меня
как радостно что рано умерла