Шэл Сильверстейн - Стихи

О, как кричали старики,
Сулили все на свете,
Когда, молитвам вопреки,
Ушли за флейтой дети.

За руки взявшись, Мег и Рой
Кружились, пели, звали,
И Микаэль — братишка мой,
И хромоножка Салли,

И рыжих близнецов чета —
С усталых пыльных улиц
Ушли неведомо куда
И больше не вернулись.

Там, за пригорками, вдали
Затих напев ведомых.
Все дети Гаммельна ушли,
А я остался дома.

Отец сказал — нас любит Бог:
Услышь я эти звуки,
И мне никто бы не помог.
Я здесь. Я мру от скуки.

Флейтист, в чудесные края
Зовущий среди ночи…
Тебя, конечно, слышал я.
Но… Испугался очень.

Свой день рождения дракон
Справляет возле речки.
Гляди: на тортик дует он
И… Зажигает свечки!

Безусый мальчишка и старенький дед -
Их спутать легко, если выключить свет.

Надменный богач и замученный смерд –
Как два близнеца, если выключить свет.

Индеец, малаец, зулус или швед –
Так схожи они, если выключить свет.

И Бог, поглядев на источник всех бед,
Когда-нибудь встанет и выключит свет.

Рассказать тебе, друг, как в ночи безотрадной
Я сражался с коварными… Нет? Ну и ладно.

В саду моем лихо, сплошная шумиха,
Теплицы от чиха дрожат круглый год.
Растут там не розы — носы-медоносы,
И нюхают тех, кто сорвать их придет.

Попробуйте сами возиться с носами!
Сплошные проблемы, а вовсе не блажь:
Такие былинки не купят на рынке,
А шнобель с горбинкой совсем не продашь.

На выставках нету носатых букетов,
Для девушек их не берут никогда.
За месяц добудешь копейку да кукиш,
А если простудишь, то просто беда.

Но все же в порядке сморкучие грядки,
В сопливых садах не найти сорняка.
Во время покоса всех милости просим!
Останетесь с носом вы наверняка.

В ясный полдень на рассвете год клонился к четвергу.
Черепах волынку встретил на песчаном берегу,
И спросил он: “Дорогая,
Можно, я присяду с краю?
Я устал, я зол на свет…”
И прекрасная волынка не смогла ответить “нет”.

“Этот берег одичалый мне давно уже не мил,
Я внимал волнам и скалам, но ни разу не любил.
А теперь дрожу от страсти.
Ты мое составишь счастье
До скончанья долгих лет?”
И прекрасная волынка не смогла ответить “нет”.

“Ты — единственная! Дива! Непохожая на всех!
Так тиха, несуетлива! И такой престранный мех…
Можно, обниму я тонкий
Стан родимой незнакомки,
Нежный, как шотландский плед?”
И прекрасная волынка не смогла ответить “нет”.

“Ненаглядная подружка! Счастье ждет нас впереди!
Я шепну признанья в ушко и прижму к своей груди”.
Так, воркуя, тело милой
Он обнял со всею силой,
Светлой нежностью согрет,
И волынка промычала “Ауыыы!” ему в ответ.

Черепах вскричал, ревнуя: “Объяснитесь, милый друг!
‘Ауыыы!’ при поцелуе — крайне бессердечный звук.
Целовал я неумело
И ко мне ты охладела,
А любви простыл и след?”
И прекрасная волынка не смогла ответить “нет”.

“Значит, мне одна дорога — ради счастья дорогой
Удалиться одиноко, не смущая твой покой?
Нет! Воскликни ‘Нет!’, родная,
Отвори мне двери рая
И развей кошмарный бред!”
Но прекрасная волынка не смогла ответить “нет”.

Черепах ушел в уныньи и лирической тоске,
А волынка и поныне возле моря на песке.
Ты спроси ее смелее,
Так ли все случилось с нею,
Передав ей мой привет,
И волынка, я уверен, ни за что не скажет: “Нет”.

Знаком ли ты с гнусным пиратом,
Одетым в дырявый камзол?
Манеры его грубоваты,
А юмор вульгарен и зол.

Он друга способен угрюмо
Оставить по шею в песке,
Швырнуть в преисподнюю трюма,
Заставить пройтись по доске.

Потребует выкопать клады
Лопатой на жуткой жаре,
Но вместо достойной награды
Зароет вас в той же дыре.

Оставит среди океана
На лодке, хоть плачь, хоть не плачь.
Забудет на острове спьяну
Приятелей мерзкий палач.

Он — грешник, исполненный злости,
Коварный и вечно хмельной,
Но если зовешь его в гости,
Сажай его рядом со мной.

Кислолицая Алла, что сделаю я — все не то,
В каждом деле увидишь подвох!
Раньше ты горевала, что нет мехового манто.
Я купил — ты ворчишь из-за блох.

Он — крутимый, вертимый, легко растяжимый,
Компактный складной человек.
Легко с хомячками поместится в клетку,
Запрыгнет в карман и ввинтится в розетку —
Да так, что не сыщешь вовек.
Он — крутимый, вертимый, легко растяжимый,
Послушный складной человек.
Он, не зная хлопот и забот,
Со своею упругой подругой-супругой
Пристойною жизнью живет.
У них подрастают два бойких юнца,
И каждый ужасно похож на отца -
Такой же крутимый, такой же вертимый,
И ладный, и складный,
не слишком накладный,
Легко покупаемый
И продаваемый,
Непрошибаемый,
Вдвое сгибаемый,
Незаменимый
И неистребимый
Удобный складной человек.

Конечно, я увидеть не смогу
Тебя за книгой этой. Ну и пусть.
Ты знай — на самом дальнем берегу,
Твой смех услышав, я с тобой смеюсь.

С когтями острыми, как плуг,
Сияя, как восход,
Садится рифмоптица вдруг
На темечко и ждет.

"Я не яйцо! — кричу ей. — Нет!",
Когда уже невмочь,
Но через день иль много лет
Сквозь громкий треск и тихий бред
Стихи рождаются на свет
И — улетают прочь.

Ты уже не залезешь в свой кукольный дом,
Ты и так уже в нем помещалась с трудом.
Потерпи, скоро взрослою станешь, и вот -
Целый мир свои двери тебе распахнет.
Сколько тайн и возможностей — только держись!
А игрушки заменит реальная жизнь.
Но порой я мечтаю с тобою вдвоем
Заползти туда снова, в наш кукольный дом.

Живет паучок в голове у меня,
Сплетая чудесную нить.
Летучие вещи любя и храня,
Он их обожает ловить.

Осколки от мыслей, смешок невпопад
И слез пересохших слюда,
Прильнув к паутине, чуть слышно звенят -
Динь-дон. День за днем. Навсегда.

Я лестницу к Солнцу нашел,
И к свету бесстрашно полез,
Но космос был темен и гол,
И холоден воздух небес.

А ниже сияла Земля,
Манила своей красотой,
И замер, и понял вдруг я -
Не нужно мне лестницы той.

Влюбилась пеликаниха в меня
И в клюве унесла с собою в небо,
Но вдруг рыбешку на исходе дня
Увидела… Расстались мы нелепо.
Уже летя с небес вниз головой,
Услышал я: "Ты был мне очень нужен.
Любовь — это любовь, мой дорогой.
Но ужин, к сожаленью, — это ужин".