Михаил Садовский - Доверие

Рукописи рвут с досады
И сжигают со стыда,
В этом рвении отрады
Не бывает никогда.
И не слава Герострата
Привлекает в этот час,
Не страшит увы утрата
Тем, что в них частица нас.
И людское милосердье
Не берется тут в расчет,
Мнение кристальной тверди
Нас безжалостно сечет.
Никакого гонорара
Не хватает на искус,
Чтобы скрыться от кошмара
Не спасает и Иисус.
В этот миг одно доступно:
Все с начала повторить,
Если это все подспудно
И нет сил иначе жить.

Не прячься за строку стиха,
Ты ей просвечен, как рентгеном,
Тут воля божья или гены,
А остальное — чепуха.
Увы, за рифмой не иди,
Она коварна и беспутна,
И ей победа недоступна,
А пораженье впереди.
Но если в боли и мычанье
Родился стих, слова пришли,
Желанно сладки все мученья
Полуистерзанной души.

Художник, наград не преследуя,
Пиши пока пишет рука,
Как будто минута последняя,
А в запасе — глухие века.
Но если ты ждешь только случая
На этом возвысится чтоб,
Тогда не велико ты мученик,
Только тающий праздно сугроб.
В огне доброты не сгорающий,
Ты будешь сто раз умирать,
Когда не помогут товарищи
И оплачет заранее мать.
Безвестный равно или признанный,
Что сердце велит, соверши.
Поэзия — это пожизненно
Земляные работы души.

Чтоб каждое пятно,
Сошедшее на холст,
В картине обрело
Свою любовь и меру,
Как долго грунтовать
Бедой его пришлось,
И сердце сколько раз
Бросала жизнь к барьеру.
В мозаике всегда
Укатанной и гладкой,
Где вышел побродить
Уставший огонек,
Ты будешь вновь туда
Невольно и украдкой
Глядеть, чтобы опять
Его постигнуть мог.
Нам тайны раскрывать
Велит неугомонность,
И радость не сулит,
И шлет порой беду,
Чтобы мазок бросать
На этот холст огромный,
Который всем открыт
И вечно на виду.

Пока перо бумаги не коснется
Тревожно медлит первая строка,
На первый шаг купальщицы похожа,
Но вдруг решится
И наверняка
Подать сестре доверья рифму может.
Не ошибись, подругу ей послав,
Не обмани, случайно бросив слово,
Не разделить уже отлитый сплав,
Как не прожить однажды прожитого.

И все же к простоте ломились
И Эренбург, и Пастернак,
Она далась им не как милость
И не явилась просто так.
Но объяснить никто не сможет,
Ну, разве что искусствовед
На счетах время подытожит
И какова цена побед.
Строка короткая беспечна
И остроигла, как ерши,
Зато как формулы — навечно
Их откровения души.
И если грянет катастрофа
Среди стремительных планет,
То смогут вновь по этим строфам
Восстановить наш горький свет.

От бытия ему икается,
И с прошлым все
Перекликается,
И ныне он без интереса
До прагматичного прогресса,
И все внутри без затруднения
Находит он для обновления.
И это не простят ему,
Понятно точно — почему:
Всегда он неблагополучен
Поскольку нестандартно штучен.

То ли сидя во дворе кемарить,
То ли сочиняет «Ревизор»,
А двойник на именном бульваре,
Не стесняясь, вышел на позор.
Что бессмертному до этой доли
Он уже при жизни все сказал судьбе,
Скульптор знать забыл, что поневоле
Он ваяет памятник себе.
Может быть, рассерженной толпою
Вынесет сидящего на люд,
А пока что в Гоголя, не скрою,
Правда, целясь в скульптора, плюют.

Вас прикроет строчка Блока,
Фраза выручит из Ницше,
Светский вид придаст Набоков,
И поднимет Блейк всех выше.
Врите смело, непохоже,
Им предоставляя слово,
Кто проверить это может
Пусть звучат свежо и ново.
За душою, что сыскалось,
Им отдайте, не жалея,
Пригодится даже малость
Формулируйте смелее.
Приобщайте круг к высотам
Дорог друг вдвойне, что вечен,
Разыграйте, как по нотам,
Память мира в эту встречу.
Стоит лишь остерегаться,
Что однажды… плоть от плоти
Могут классики собраться
И за все вас поколотят!..

На грани боли и отчаянья,
Когда не совладать с собой,
Стихи придут совсем нечаянно,
Неотвратимо, как прибой.
Они раскатятся разрядом
Меж этих тягот грозовых
И выйдут из тебя и рядом
С тобой улягутся живым.
И свежесть одурманит сразу,
Заставит легкость все забыть,
Ничто не значащую фразу
Из жизни целой полюбить.
Ты пуст, здоров и недоволен
Стихотвореньем и собой,
Весь век неизлечимо болен
Своею собственной судьбой.

Вот и пишется, как дышится,
Ни полслова, ни строки,
Год рожденья снова слышится,
Дни его недалеки.
Мало в дом вложили разве мы,
Или совесть не чиста,
Столько сердца, столько разума,
Но без веры пустота.
А она всего запретнее.
Мы поземкой на пути
Пробежим,
гонимы ветрами,
Чтобы время занести.
И не вынести, не выстоять,
Не оставить, не понять,
Не согрев,
погаснуть искрами,
Не поднявшись,
лечь опять.
Мы судьбы уставшей узники
В ожидании свинца,
Все опять начнется с Грузии
Боль девичьего лица.
На затопленной, истерзанной
Места хватит нас сложить,
Совесть ходит под обрезами,
И нельзя поземкой жить.

А для чего же эти занавески
Пустячных дел, незначащих забот,
Когда могу оставить людям фрески,
И это мне известно наперед.
За ними там нешуточное дело,
Стихии гром, раздумий тишина,
Ужели так эпоха одолела,
Ужели одолжила так страна.
Я был уверен, что неисчерпаем,
Поскольку Бог водил моей рукой,
Но где-то притаился видно Каин,
Кому разбой он, а кому покой.
И вот она — беспомощность навстречу,
Предательства не в силах одолеть,
Я дни теперь не тихой датой мечу,
Не заношу над ними рифмы плеть.
Соперницы — удача и разлука
Меня как раз не могут поделить,
Но если не исчезла сердца мука,
За занавеской не сумею жить.

Лицо подставил листопаду,
Настигнут истиной простой:
За что-то осень мне награду
Монетой платит золотой.
И в шелестящее молчанье
Твержу прозрение свое:
За то, что я ее сознанье,
За то, что зеркало ее.